Наташа Сивашская - Месть. Жизнь. Как она есть. Всё так просто. И так сложно. Жизнь.

Серебряный бисер солёных капель повис над моим домом. Я стою на балконе. И ловлю ртом, и жадно слизываю с губ горькие капли. Сегодня бушует шторм. Рассвирепело море. Высокие, острые волны несутся с шумом и грохотом, бьются пеной у близкого, любимого мною пляжа. На бархатном песке клочки пены рисуют незамысловатые узоры, тут же смываемые жадными волнами. Чайки, как с ума сошедшие вестники природы, падают в кипящую воду, крича тоскливо и отчаянно, как перед бедою. Даже сквозь сон я всегда слышу грохот разбушевавшейся стихии. Я улыбаюсь, представляя, каким чистым и белым предстанет перед моими глазами ранним утром мой любимый город. Небо в такие дни – высокое-высокое и очень синее. Как заново родившееся. Я очень люблю утро после шторма. Сладкий воздух мне кажется свежайшим нектаром, напитком ангелов. Рождающийся день покрыт от свежести и прохлады розовой и золотой вуалью молочного тумана. Как-будто на загорелые, голые плечи юной невесты накинула строгая мама газовую фату, скрыв от нескромных и жадных взглядов нежную, чистую красоту. Белый город плывёт над лазурного цвета морем. Очень красивые дома такие воздушные и лёгкие, что кажутся из тончайших кружев сотканными. Город-мечта! Город-сказка! Он – не плод моих фантазий! Возник он всего за несколько лет на том месте, где был небольшой, южный посёлок. Крики чаек и грохот морских волн будят меня так часто! Я чувствую свою причастность к каждой песчинке и самой мелкой гальке на берегу нашего пляжа. Когда иду ранним утром по бархатному, прохладному песку, непричесанная и босая. Ощущаю себя юной девчонкой с летящей походкой и тонюсенькой талией. Моя стройная фигурка в длинном, алом сарафане! Такой я помню себя все эти годы. Такой я была. И кроме меня больше нет никого, кто бы помнил меня такой, какой я себя помню и вижу в своих снах. Мне больно и обидно думать, что никто, кроме меня уже не помнит тех, кого я любила больше жизни. Так сладко мне вспоминать своих дочерей маленькими. И мужа моего. Первого и единственного. Моя первая любовь! Где она теперь? Улетела, как птица! И муж мой погиб так давно, что даже не больно уже вспоминать. Он работал лесником. Был такой красивый! Мои дочери в него! Такие же! Высокие и синеглазые. Прекрасные дочери. Хорошие из них получились жёны и матери. А сейчас они обе уже прабабушки! Что уж говорить обо мне! Я жила и растила дочерей, работала в ателье закройщицей. Еле сводила концы с концами. Хоть и получала пенсию на дочерей по потере кормильца. Девочкам моим было одной десять, а другой девять лет, когда я встретила того, кто назвал меня Богиней. Он был в разводе. И у него были дети. Мальчик и девочка. Ходили в детский садик. И жену его я знала. И была у него куча баб разных. Имел он любовниц. И я одной из них стала. Хоть и говорил он мне слова красивые, но никогда, ни разу не сказал, что я у него – одна-единственная. Какая бы женщина, любящая и верная, не хотела бы услышать от своего любимого признание, что она для него одна-единственная? А он меня ранил своими словами, когда давал понять, что не только одну меня любит. И я это чувствовала, знала! Как говорится: чёрного кобеля – не отмыть добела! Это о нём! Но, видно, было в нашей любви больше мёда и сладости, чем яда и горечи. Он у меня был один! Единственный. Я безоглядно влюбилась. Обманываться была рада. Потому и терпела. Мне нужны были слова и тепло, любовь и присутствие его в моей жизни. Конечно! Моё самолюбие и гордость страдали. О! Сколько горьких слёз было выплакано! Я уходила. Его прогоняла. Отталкивала. Так и не смогла я понять, как можно говорить, что любишь, называть любимую Богиней и тут же быть с другой, говорить ей те же слова, признаваясь в любви и своей неверности. Разве мог он не знать, что убивает во мне любовь постоянными изменами? Иногда я брала грех на душу. Посылала проклятия. И на его голову, и на головы тех, кто его принимал, зная о наших с ним отношениях. А потом он умер. А я – нет. Я осталась жить. И я поняла, всё простить можно только тому, кого уже нет, кто перешагнул черту, разделяющую свет и тьму. Вот так и я. Простила. В моих воспоминаниях о нём нет больше обиды. Отболело. И после него у меня были те, кого я любила и кто меня любил. Но Богиней была я только для того, кто сладким шёпотом разбудил меня этой волшебной, лунной и звёздной ночью! Я ему благодарна за такой прекрасный подарок! Добрые и светлые воспоминания – самый лучший подарок в моём возрасте! Я благодарна тому, кто не отнял у меня главное – мою память. Я закрываю глаза. И вижу себя школьницей, потом выпускницей. На моих глазах слёзы. Та юная, красивая девочка стремительно и легко промчалась мимо меня. Вот и сейчас. Я посмотрела ей вслед. Улыбнулась и заплакала. Прекрасна, как фея! Тоненькая и лёгкая, как стрела! Быстрая, как бабочка! Я сквозь слёзы смотрю ей вслед. Но печаль моя светла, хоть и горячи, и горьки слёзы. Прощай! Спасибо тебе за то, что не покидаешь моих воспоминаний! Я так люблю тебя! Признательна я тебе за каждую каплю светлой радости и за каждую слезинку, милая Лили-Анна! Ты так горячо и преданно любила! Так самозабвенно и щедро дарила! Не мелочилась, не считаясь, раздавала красоту души, лица и тела! Ты согревала тех, кто мёрз, кто страдал и плакал. Тепла твоего сердца хватало и родным, и близким! О! Лили-Анна! Ты – Богиня! Из маленькой, тоненькой девочки выросла та, что на грешной нашей земле стала Богиней! Твои глаза – как чистые озёра с хрустальной водой. Твоё сердце – как светоч добра и любви! Так думаю я, улыбаясь, глядя вслед той, что мелькнула и умчалась, оставив мне лишь сладость и горечь воспоминаний. Я полна благодарности! За то, что она была и за то, что я была и есть! Благодарна за то, что помню себя тоненькой и лёгкой, как Ангел! Благодарю свою память и того, кто каждое утро меня вновь и вновь, будит! Благодарю!

Синеглазое море к утру уснуло. Вода отливает шёлком. По мягкому, высохшему до белизны песку, идут двое. Молодая женщина в шортах и маечке. И мужчина. Тоже молодой. В шортах. Идут они, держась за руки. Светлые волосы женщины треплет ветер. Тёмные волосы мужчины коротко подстрижены. Наверное, они о чём-то тихо разговаривают. Светловолосая, стройная и очень тоненькая, женщина кивает. Как-будто, соглашаясь с тем, что ей говорит спутник. Может, он её уговаривает или в чём-то убеждает? И она, легковерно на него полагаясь, соглашается? Наверное, она, как сама понимает, рада обманываться. Но, как-бы то ни было, это очень красиво смотрится: по берегу моря, ранним утром, идут навстречу встающему солнцу двое. Женщина и мужчина. Молодые. Стройные. И не важно для всего мироздания, что на следующее утро, по этому же самому песку и берегу, будут идти снова двое. Темноволосый, молодой мужчина в шортах. И молодая, стройная и высокая женщина. Тоже в шортах и тоже, как и мужчина, темноволосая. Мужчина один и тот же. Женщина другая. Может, потому, что утро другое? Или потому, что ему по хрен, светловолосая или темноволосая женщина держит его за руку. А, может, и не одинаково. Но, по любому, кто-то радуется, а кто-то плачет. И так часто, плакала я, светловолосая женщина, полюбившая без памяти того, кто не любил так сильно, чтобы других не видеть. Но я простила. Я-то жива! А он умер. И больше никогда не пройдёт ни с кем. Не со мной, не с другой. А я живу, хожу на море, наслаждаюсь и небом, и солнцем, купаюсь в море и загораю. И, даже, иногда, ловлю на себе чьи-то взгляды. И не обязательно это мужские взгляды. Я всё понимаю и улыбаюсь. Люди удивляются, видя меня, на этом берегу, многие годы. Наверное, кто-то поражается, моей живучести. А я, не в силах сдержаться, довольно улыбаюсь. И шагаю по горячему песку, в шортах и майке. Наверное, издали меня можно принять за молодую. Для своего возраста я хорошо выгляжу! Вот такой активный получился из меня божий одуванчик. Я думаю: и что мне на него, на моего любимого, злиться? Где он и где я! Мы в разных теперь мирах и галактиках! Он – не знаю, где! А я-то здесь! Против неба на земле! Я ещё в пути! И чем дольше живу, тем больше люблю и понимаю, и прощаю. Бог с вами! Светлая память. Всем тем, кто меня не любил, любил и обижал!