Виктор Богданов - Команданте Май

– Отойдите от окна! – раздался позади испуганный голос. – Пожалуйста…

Тимка сидел, вжавшись в угол дивана. Он явно был напуган. Сжался в комок, втянул голову в плечи, руки прижаты к груди…

– Тим, ты боишься? – спросил я, не сдвинувшись с места.

– Да отойдите же от окна! – снова вскрикнул мальчик.

Иногда дети боятся грома и молний, такое бывает. Я сам в детстве побаивался близкой грозы. Побаивался, правда, до школы, но я – это я, а он – это он. У каждого в детстве свои страхи.

Новый удар грома за окном заставил мальчишку вздрогнуть всем телом. Я быстро подошёл к нему и сел рядом. Он прильнул ко мне, прижался. Дрожь сотрясала его тело.

– Это просто летняя гроза, – я обнял его, пытаясь успокоить. – Она быстро пройдёт.

Он тоже обхватил меня руками, вздрагивая при каждом очередном ударе грома.

– Не надо бояться, Тим. Если бы мы были где-нибудь в открытом поле или на воде в лодке – тогда у нас была бы причина опасаться грозы, но мы с тобой под надёжной крышей в хорошем крепком доме. К тому же, все дома снабжены громоотводами. Нам ничего не угрожает.

Так я пытался успокоить мальчишку, повторяя на разные лады одно и то же, а он продолжал дрожать при каждом следующем разряде. Тогда я подумал, что, возможно, отвлеку его другими словами. Разряды грома постепенно стали отдаляться, и это играло мне на руку.

– Слушай, Тим. Это только кажется, что гром гремит очень близко, но на самом деле он далеко отсюда.

– Правда? – впервые ответил он.

– Да. Хочешь, я научу тебя определять, как далеко от нас находится центр грозы? Это совсем не сложно.

– Правда? – повторил Тим.

– Честное слово. Только это надо делать с открытыми глазами. Открывай, не бойся.

Он перестал обнимать меня, но всё же обеими руками вцепился в мою руку.

– Смотри на окно. Когда блеснет очередная молния, начинай считать секунды. Когда до нас долетит звук грома, то мы сможем вычислить, как далеко от нас проходит центр грозы. Понял меня?

– Да…

Ждать очередного разряда пришлось не долго. За окном в очередной раз сверкнуло.

– Двадцать один, двадцать два, двадцать три… – спокойным голосом я начал отсчёт.

Гром долетел до нас на седьмой секунде.

– Семь секунд, – бодрым голосом констатировал я, – умножаем грубо на триста и получается две тысячи сто. Это значит, что этот гром и эта молния от нас с тобой на расстоянии два километра и сто метров. Видишь, как это далеко? Так что нам совсем нечего бояться.

– Почему два километра?

– По законам физики. Скорость света и скорость звука разные. Вот за счет разницы в них мы можем вычислить расстояние.

– Но почему? Гром – это одно, а молния – другое.

– Нет, Тима, это одно и то же. Гром – это последствие разряда молнии. Гром появляется одновременно с молнией. Только молнию мы видим сразу, потому что скорость света триста тысяч километров в секунду, а звук до нас долетает позже, он отстает от света – его скорость всего триста метров в секунду. Дальше простая арифметика. Всё просто и не так страшно, когда знаешь, как и что происходит.

Он уже не дрожал. При очередной молнии сам стал отсчитывать секунды. Получилось девять секунд. Подсчитав, сказал:

– Две тысячи семьсот. Ещё дальше.

– Ну да, гроза отдаляется. Вон и дождь уже не такой сильный, как сначала.

Он уже успокоился и отпустил мою руку. Поерзав, потянул подол сбившийся ночной рубашки пониже. Страх уступил место стеснительности. Набравшись смелости, он вместе со мной подошёл к окну, и мы постояли, смотря на пустую ночную улицу, которую продолжал поливать уже спокойный дождь. Молнии продолжали ещё разрывать ночное небо, но всё реже и дальше. Взглянув на часы, я удивился – прошло всего пятнадцать минут с начала грозы. Впрочем, я же сам говорил Тиму, что летние грозы короткие.

– В следующий раз ты вот так считай, как далеко от тебя идет гроза, и страха не будет. Страха всегда меньше, когда ты занят каким-то делом. Любое занятие отвлекает от страха и человек о нём забывает. Это относится не только к грозе. Ну, больше не боишься?

– Уже нет.

– А, вообще, почему ты грозы боишься?

– Ну… я молнии боюсь. Говорят, что бывают такие шаровые молнии, которые в грозу в окно залетают. А если кто-то стоит у окна, то он их к себе притягивает. Ты… вы стояли у окна и могли притянуть… я испугался…

– Только этого? А мне показалось, что ты и грома испугался.

– Да… немножко… уж очень сильно грохотало…

Он поднял на меня глаза и улыбнулся, как мне показалось в блике далёкой молнии – робко, уже стесняясь за свой недавний страх. Я ободряюще положил руку на его плечо и, наклонившись к самому уху, прошептал:

– Знаешь, а я тебе даже завидую.

– Почему? – так же тихо спросил он.

– Ты можешь вот так спокойно испугаться, когда тебе страшно, и тебя не волнует, что об этом подумает кто-то другой. Тебе можно засмеяться не только когда все смеются, а просто когда хочется, или заплакать, когда больно или обидно. А мне, взрослому, многое из этого недоступно. Надо держать марку солидного человека: сохранять серьёзное лицо, когда хочется смеяться; улыбаться, когда хочется плакать от обиды; наоборот – смеяться, когда не смешно, а все почему-то смеются. Да и вообще – ты спокойно можешь залезть на забор или на дерево и тебе никто ничего не скажет, а попробую это сделать я – представь, что вокруг начнётся! В лучшем случае полиция оштрафует, а в худшем сочтут меня сумасшедшим. Ты можешь спокойно зимой поваляться в сугробе, и все только будут улыбаться, а если я попробую сделать это? Скажут, что я или пьян, или опять сумасшедший. Нет, Тим, я тебе завидую – тебе можно много всего, чего уже нельзя мне. Ты – счастливый человек! Знаешь, если бы была возможность, я бы с удовольствием с тобой поменялся. А гроза… все грозы проходят и забываются.

Тимка тихо рассмеялся:

– Вы бы хотели снова стать маленьким?

– Не совсем уж маленьким, а вот таким, как ты или на год-другой старше.

– Смешно. Опять надо будет ходить в школу и подчиняться взрослым. И спать рано ложиться.

– Ну, братец, школа или рано спать – это не самые неприятные вещи на свете. Ты, вот, наверное, хочешь быстрее вырасти?

– Да.

– А вот вырастешь, и в один прекрасный день снова захочешь стать мальчишкой. Честное слово – так и будет. Когда-нибудь ты вспомнишь наш разговор и поймешь, что я прав. Давай-ка спать, а то завтра до обеда проспим.

Как когда-то своих детей, я взял Тима на руки, отнёс на диван и уложил, укрыл простыней.

– Спи. Надеюсь, сказку тебе на ночь рассказывать не надо.

– Надо. Расскажи… те… Вы обещали.