Максим Шарапов - В тени московского мэра

Когда мэр был в хорошем настроении, то прямо во время переговоров мог вскочить, подойти к большой карте, висевшей на одной из стен Белого зала, и показывать гостям «свою» Москву. Потом, вернувшись на место и потерев нос указательным пальцем, вынимал из кармана лазерную указку и красная точка прыгала по карте, подтверждая рассказ Лужкова. Юрий Михайлович любил потереть пальцем крупный нос или помять мочку уха, но, наверное, уже не замечал этих привычек.

Через полгода работы Аркадий заметил и «хитрый бокал» мэра, о котором знали только «свои». Когда официальная встреча в мэрии завершалась подписанием какого-нибудь документа, после нее по протоколу полагался обмен подарками и традиционное шампанское. По знаку открывались высокие двери, и в зале появлялись официанты (белый верх, черный низ), которые вносили подносы с игристым вином. Подносов было много, фужеров еще больше – все на вид одинаковые, но Юрий Михайлович всегда безошибочно выбирал один. Специально обученный официант подавал мэру поднос, на котором с краю стоял бокал с водой, выделявшийся только бесцветностью напитка: к этому времени Лужков уже давно не употреблял спиртного.

Но далеко не всегда за Юрием Михайловичем можно было наблюдать безнаказанно: попытка рассмотреть Лужкова со спины в объектив всегда нарывалась на силовой отпор. Охранники и сотрудники пресс-службы имели строгое указание: не позволять фото и видеосъемку мэра сзади. Часто на каком-нибудь мероприятии фотограф или телеоператор пытался взять ракурс событий таким образом, что Лужков попадал в кадр немного со спины. Но как только он приближался к запретной черте – к нему тут же подскакивали и оттаскивали в сторону.

– Да в чем дело?! – удивлялся слегка помятый фотограф.

– Со спины не снимать! – угрожающе шептали ему в ухо.

– А что такого?

– Не снимать и все!

Знающие этот фокус журналисты смеялись, когда кто-то начинал «прицеливаться» в сторону лужковского затылка:

– Смотри, смотри! Сейчас еще одного погонят…

Можно было подумать, что такая предосторожность вызвана мерами безопасности, но, приглядевшись внимательнее, становилось ясно, что мотивы здесь совсем другие. Снимать со спины не позволяли даже «своим» и в протокольной обстановке, когда столичному мэру совершенно ничего не угрожало. Потом Аркадию рассказали, что причиной такого приказа было недовольство Юрия Михайловича своим затылком: что-то ему в нем не нравилось, и он не хотел, чтобы его рассматривали миллионы людей. Узнав про это, Аркадий долго украдкой разглядывал затылок мэра, чтобы открыть в нем нечто «криминальное», но, как ни вглядывался, так ничего и не обнаружил: обыкновенный затылок пожилого мужчины.

Не любил Юрий Михайлович и то, когда телекамеры при съемке включали яркий свет, а фотографы брызгали фотовспышкой. И пресс-служба старалась уговорить всех не пользоваться вспышкой и подсветкой, но удавалось это не всегда.

Но не только окружающие наблюдали за Лужковым. Часто и сам градоначальник замечал такие детали, которые, казалось, должны быть ему совершенно безразличны. Однажды, когда Юрий Михайлович еще ездил на машине «Князь Владимир», его экстравагантная машина, в сопровождении джипа охраны, двигалась по Ленинградскому проспекту. Вдруг из окна идущего впереди автомобиля высунулась рука и прямо на ходу выбросила на существовавший еще в то время разделительный травяной газон пустую стеклянную бутылку. Заметив это, Лужков скомандовал охране:

– Остановите их!

Джип с мигалкой «на лбу» прижал неизвестную легковушку к обочине. Уже этот неожиданный для нарушителей экологии маневр напугал сидевшую в автомобиле компанию, но дар речи они потеряли, когда из окна поравнявшегося с ними «Князя Владимира» выглянуло легко узнаваемое лицо столичного мэра и сказало им всю правду о чистоте в городе. Юрий Михайлович умел применить крепкое словцо, в том числе и на совещаниях в мэрии, и для его окружения это не было секретом. Журналистов при этой спонтанной сцене на проспекте не присутствовало, так что Юрий Михайлович, проведший часть детства в московском рабочем районе недалеко от Павелецкого вокзала, мог вполне доступно и убедительно объяснить распоясавшимся горожанам, что сорить – это плохо. Обалдевшим молодым людям пришлось вернуться и подобрать выброшенную бутылку, а кортеж Лужкова умчался, оставив их в полном шоке.

В другой раз Лужков навел чистоту на территории стратегического объекта – одной из водозаборных станций, снабжающих Москву питьевой водой. Человек тридцать журналистов уже больше часа ждали, когда закончится совещание и Лужков им что-нибудь расскажет. Наконец заседание завершилось, и мэр в окружении свиты появился на улице. Журналисты засуетились, стали выстраиваться в полукруг, операторы прильнули к видоискателям своих телекамер. Лужков подошел, улыбнулся:

– Ну, какие вопросы?

Его обступили:

– Юрий Михайлович, телекомпания… – представился слегка развязный молодой корреспондент. – Скажите, пожалуйста, какие меры предпринимаются властями города, чтобы вода в Москве была чистой и безопасной?

– Прежде чем ответить на ваш вопрос, – Лужков заговорил вдруг отрывисто и жестко, – я просил бы вас поднять сигарету, которую вы, даже не затушив, только что бросили на асфальт.

– Я?

– Да, вы. Вот она еще дымится, – Лужков показал рукой на валявшийся под ногами окурок.

Корреспондент покраснел и растерялся: десять секунд назад он, увидев приближающегося мэра, действительно щелкнул «бычком» чуть ли не под ноги градоначальнику

– А какая взаимосвязь между моим вопросом и окурком? – журналисту очень не хотелось унижаться перед коллегами.

– Взаимосвязь очень простая: чистота и безопасность московской воды начинается как раз с того места, где мы с вами сейчас находимся, и это, кстати говоря, стратегический объект. Так что поднимите свой окурок, – Лужков в упор смотрел на молодого парня.

Корреспондент еще мялся, но два охранника сделали едва заметные движения в его сторону, и «бычок» был поднят и зажат в кулаке.

– А теперь я отвечу на ваш вопрос… – начал мэр.

Перед публикой Юрий Михайлович выступал часто и почти всегда без шпаргалки. Даже если у него был подготовленный спичрайтерами текст, он, как правило, отступал от заранее написанного и начинал импровизировать. Поэтому Лужков не любил, когда другие, уткнувшись глазами в бумагу, монотонно зачитывали свой доклад, а своих подчиненных нередко и прерывал, требуя говорить о проблемах, а не перечислять статистические данные.

Однажды Лужков приехал в одну из городских префектур на годовой отчет. Мэра провели в небольшой зал и усадили в президиум, перед которым была установлена трибуна. Чиновники по очереди отчитывались, а зал уже начинал скучать. Скучал в президиуме и Юрий Михайлович, когда на трибуну поднялся очередной докладчик, разложил листки и приступил к зачитыванию. Он уже минут десять произносил пустые фразы, и тут, неожиданно для всех, Лужков тихонько встал, подкрался сзади к погрузившемуся в чтение управленцу и вырвал у него из рук листок бумаги.