Vysheslav Filevsky - Силонебие

Может ли дух благодати править на земле? – Нет, конечно. Бесстрастный – страстными… Смешно.

Общество захлопало крышкой, как старый чайник. Главное, чтобы не выкипел и не распаялся. Собрания и шествия я не запрещал. Более того, отменил согласования. Все могли свободно высказываться, как по отдельности, так и соборно. И не только на кухне, а в любом месте и громким голосом. Однако, запретил делать это в рабочее время и хаять кого бы то ни было. «Хотите обсерать что-то прилюдно, – говорил я, – жоп. пробкой заткните. – Рот ваш, то есть. И выражайтесь печатно, уважительно. Привыкайте жить по-человечески».

А народ поорать горазд. Расслаблялись и оттягивались. Крику было много. Главное, как всегда, в Москве, в городе-на Неве и Екатеринбурге. Ещё бы. Там у многих достаток снижался – у прогорклых «сливок». Злились также, что нельзя никого мазать испражнениями… «Ленин мазал стены в особняке в Горках. Но так это ж после третьего инсульта! Или вы тоже не в своём уме?» – внушал я людям. – Слушали пока, задумывались. Но не хлестать гов. ом изо рта было очень тяжело и непривычно. С малых ногтей слышали и привыкли.

Мне доставалось изрядно, по большей части, слева. Беднота жаждала крови. Обвиняла в двурушничестве. Ну как же. Бандиты не лишались свободы и имущество их не отбиралось. Как это понять?

Богачи злобно мерили шагами свои жилища, материли прислугу, жён и детей. А только понимали, что порядку, заведённому их ставленником, приходит, печатно выражаясь, конец. Чайник вот-вот взорвётся. Кого осколком насмерть, а кого обварит… «Пристрелить гада?.. – А что мы выгадаем?» – Это про меня…

Руководитель военного ведомства был мне очень не по душе. Да нет, я ничего не имею против малых народов Севера и Юга в руководстве страной. Только вот кто его выдвинул, да какую общественную организацию он создал, да сколькими наградами увесился, да сколькими бабами-генералами себя окружил… Именно генералами, а не генеральшами… Ну вот вы подумайте, бл. дь, мужики-офицеры горбатятся подчас в очень тяжёлых условиях и только при выходе на пенсию полковника получают. А при Уйшоге несколько молодых тёток с генеральскими погонами… Разве что ангел, как я, может об этом думать исключительно чисто. Я – думаю, и вам советую. Потому что грязнодумание вредно для души и вообще для здоровья.

«Этот человек будет верно служить только бандитам», – решил я. Ну так я его в этой плоскости и использую.

Главный военный сидел на гостиничном стуле в свободной позе. В «Славянке», в смысле.

– Приказываю немедленно взять под охрану все жизненно важные учреждения, а также… – Здесь я остановился для большей значительности. – И это очень важно – жилища и прочую собственность подельников бывшего президента Российской Федерации и всех более-менее состоятельных сограждан. Пока – на ваше усмотрение. А полный список составим позже. —

Уйшог с большим удовлетворением закачал головой. —

Мы должны по возможности исключить проявления насилия. Это государственная задача. При необходимости действуйте так жёстко, как потребует обстановка.

– Что, на поражение? – Уйшог вытаращил глаза.

– Да. Вплоть до танков и авиации…

– А письменно?

– Молодец, – сказал я. Набрал, напечатал, подписал и вручил.

– Нет вопросов.

– Действуй. —

Кажется, мы расстались довольные друг другом… Кажется… Не верю!..

Поскольку так называемую русскую душу, пожив за рубежом я потерял, то чай кофейными чашечками пью, и по одной. По-честному говоря, получается, русская душа – это набор неких качеств, воспринимаемых мной как недостатки. Лично мне они мешают жить как духу благодати…

«Эх, не к добру мы в Москву приехали», – жаловался я жене. Но у неё свои понятия. Самовар вот просит купить. Самовар, особо на дровах, оно, конечно, красиво. Только зачем нам самовар? Дома я кипятил маленький чайник, грамм сто туда воды наливал. Он часто выкипал, чернел. Хорошо, жена на подхвате. Я смеялся и называл чайник Российской Федерацией. В Москву мы его, конечно, не взяли.

В «Ашане» мы купили дешёвый электрический чайник. Никакого удовольствия: не поёт, собака. Только щёлкает. Я резал ломтиками крупное красное аргентинское яблоко.

– Гиезий Адрианович, тут такие перемены начались, а вы ко мне с мелочью. —

Я в самом деле обиделся. Съел дольку яблока. Мне дали помощницу. Звать Таня. Она вынуждена много времени быть в нашем номере. Мужчина угнетал бы мою жену. Таня записывает разговор. Хотя и так, будьте уверены, кому надо – всё видят и слышат. Даже, как ж. пу вытираю и цвет г. вна. Х.й с ними.

– Владимир Ильич – не мелочь, – мрачно возразил Новогюзов. —

…Я давно его не видел. Одно время у него была плохая кожа и он походил на жабу. А сейчас передо мной сидел лобастый матёрый волк, вожак стаи. Поберегись: в горло вцепится. —

– Коммунистам важно знать ваше отношение и к вождю мирового пролетариата, и к Мавзолею. Это оселок. —

– Ну-у, Гиезий Адрианович, в какие дебри вы меня зовёте.

– Мы очень любим Ленина, – ненавязчиво вмешалась жена. Новогюзов с признательностью посмотрел на неё.

– Подожди, Режина, – мягко окоротил я её. – Тут серьёзное дело. —

Чайник щёлкнул. И жена занялась чаем. —

Вы, конечно, слышали: я – ангел, дух благодати, по-русски. А таковые любят и уважают всех.

– И Гитлера, – даже не спросил, а будто желая подколоть, сказал Новогюзов.

– И Гитлера, и Меченого, и Тракина … – без исключения. —

Яблоко было, как я и любил, мягким и сладким. —

Владимир Ильич вне сомнений хотел того же, что и я для Отечества и народа. Отличие в том, что в сердце моей души горит пламя любви к Высшему и сущему. А Ленин был страстно одержим умозрительным рассуждением… —

Новозюзов всем нутром загудел от возмущения, как дровяной самовар. —

– Ни того, ни другого у меня по счастью нет. Бунта, передела собственности, суда над Тракиным и его приспешниками не допущу.

– Как?! – Изумлению Новогюзова не было предела.

– А вы пейте, господин Новогюзов, – сказала жена. – Краснодарский. Муж говорит, это единственный российский чай… Я очень люблю Россию. —

Гиезий Адрианович снова тепло посмотрел на Режину. —

– И булочка московского 16 хлебозавода… С корицей. —

Режина очень кстати изменила настрой главного коммуниста страны.

– Я не поведу страну ленинский путём. Недра России отныне будут служить её народу. Ворьё при этом наказано не будет, но получит по рукам. —

Новогюзов, прожёвывая булочку, мрачно смотрел на меня. Наконец, он глотнул чаю и сдавленно прошептал:

– Они вас всё равно уничтожат.

– Кто?

– Или те, или другие.