Vysheslav Filevsky - Силонебие

– Как сказать. Бандиты сейчас на чемоданах. Боятся: того и гляди всё рухнет. А народ думаю удержать от погромов силой и страхом.

– Полагаю, вы заблуждаетесь… Ну а Мавзолей?

– Да пусть стоит. Памятник. А вот с телом – нехорошо. Без церковных заморочек. Музей – так музей. Там будет лежать искусственный Ильич. —

Гиезий Адрианович поперхнулся. Режина подбежала и стала стучать его по спине. Я спокойно ел аргентинское яблоко. —

– А сам? – откашлявшись, спросил главный коммунист.

– Тело будут сохранять. Опыт продолжат. Но не в Москве, а под Екатеринбургом. —

Новогюзов подозрительно посмотрел на меня:

– Что так? Где?

– Ну, скажем, в городке Новая Ляля. Я выделю средства.

– Почему там?

– Поблизости были спрятаны останки царской семьи. —

Гиезий Адрианович снова подавился и зарычал.

Я проснулся. Высунулся из окна. Там остервенело лаяла одна уличная собака на другую. Та не отвечала и смотрела на лаявшую с явным осуждением. Видно, в прошлой жизни была воспитанным разумным. Я заткнул уши. Лёг. Но Новогюзов не выходил у меня из головы.

Много лет назад я встречался с ним. Тогда я жил в глухой деревне. В России, в смысле. Чтобы послушать деятеля сего, проделал большой путь в областной центр. Новогюзов произвёл сильное впечатление: умный, знающий, понимающий, куда идти, кроме, как в жо. у. Но вот одного он до сих пор не понимает: народ хочет именно задницы, и как можно более глубокой и вонючей. То ли не понимает, то ли игра у этого коммуниста по жизни такая. В желании быть правителем России есть нечто нечистоплотное… Чувствую… А он хочет… Зачем? – Как Сталин, как Мадуро?..

Вытащил беруши. Собака больше не лаяла… А Новогюзов тогда меня обманул. Я ему записку передавал. Нужда у меня была. А он сказал, мол, кому не успею ответить сейчас, отвечу по почте… Соврал. Лгущих – не выношу. Как и Сталин. Потому что на них тленный мир стоит. Ложь – это смерть. Лгущий – воплощение смерти. Не только на Земле. Вообще, уничтожение бытия. Изнанка Творца.

Меня привлекают испанские старушки. В смысле, те, кто живёт в Испании. Они сохраняют стройность фигуры и привлекательность черт лица. Было бы приятно жениться на любой из них… Нет-нет. У меня очень хорошая жена. Это я так. И Бразилия, и Россия в этом смысле невыигрышно отличаются от Испании…

Бразилия. Иду в церковь. Думаю, а почему?.. – Не знаю.

Хочется, чтобы в храме были ангелы. По жизни так не получается… «Кто виноват?!» – Ха, отрыжка русской души. – Никто или я. Хочется выкинуть глаза…

В Бразилии шумно. Всё время затыкаю уши. Забил их серой до того, что почти ничего не слышу. – «Жить стало лучше, веселее»… А что, собственно, слушать? – Моря у нас нет. Птичек отравили – с малярийными комарами боролись, в смысле. Лес не шумит – вырубили… Как нищие орут?.. То, что они исторгают, чувственно окрашено очень неприятно для меня. Это голос их души?.. – Если душа – копролит, то да.

По обыкновению, сижу на лавке против святой Лузии. Разговариваем. Не удивляйтесь. Для того, чтобы разговаривать, не нужно ни языка, ни голоса, даже плоти. Я общаюсь таким образом со всеми, с кем хочу: и с Жезусом, и с Марией… Больше, правда, в нашем храме никого из небожителей нет… Спасибо. Достаточно.

Людям в общении очень мешают тела, я думаю. И мне в том числе… Одна собака лает другой. От грубости или возмущения. Орёт нищий. Он хочет показать свою отсутствующую значительность в жизни. Утверждается. Но выражают ли эти звуки сущность собаки и нищего? Превратилась ли от горя и безвыходности душа нищего в кусок говн.? Окаменела ли? Истинна ли грубость собачьего лая?..

Святая Лузия отвечает: «Нет». Она права… Мы общаемся с ней напрямую, душами. Это прекрасно. Точно так же я могу общаться с той собакой и этим нищим. И оно также будет возвышенно, если… Если они будут молчать.

В существе в теле много неприятного. Это отмечают глаза. Поэтому мне часто хочется их выкинуть. В крайнем случае – закрыть. И общаться с живыми существами, как со святой Лузией – напрямую. С душами их.

Души крепко спят. Они вовсе не гов. о даже у самых отпетых негодяев. Но обращаться нужно не к телу с помощью звуков, а к этой спящей душе – духом. И она во сне будет отвечать вам, так же, как мне сейчас – святая Лузия. И это будет прекрасно. И вы поймёте, что видимый мир – наваждение. Что есть мир другой, настоящий, для восприятия которого не нужны ни глаза, ни уши… Жаль, что орущий нищий этого не понимает. Иначе ему захотелось бы замолчать и жить дальше – иначе. Его душа проснулась бы. И он перестал бы орать… И собака не лаяла бы так отчаянно…

Россия. У председателя правительства лёгкое помешательство на почве ненависти к высоким мечтаниям человечества. «Его надо меня-а-ать, меня-а-ать», – думаю я. Шарю умом по душам известных общественных деятелей. – И не нахожу ни единого, кто был бы озабочен судьбой малого и среднего предпринимательства до такой степени, что мог бы возглавить правительство. Наугад звоню господину Михалягину… Болтун, конечно, но весёлый человек. Важный – гражданский генерал. Жадный до работы: какой только собаки на себя не повесил – и всё мало, мало. Чую. Звоню. Представляюсь. Не сообщаю, что дух благодати – пошлёт. Говорю, диктатором назначен. Предлагаю возглавить правительство. Тот очумел. Подумает. Надеюсь, клюнет: страстный.

Жадность – страсть. Человек останавливается, только когда подавится. Сдохнет, в смысле. Надеюсь, на краткое время моего правления Михалягина хватит. Смеюсь: «Сколько они меня вытерпят? – Неделю, месяц? – Смеюсь сильнее. «Убьют? – Пошли на х.й. – Делаю зверское лицо, воображаю злобную рожу алкоголика с Калашниковым. Раздвигаю ворот рубашки… Ну, не сильно, а чтобы не порвать. Кричу:

– На! На! Стреляй, сволочь. —

Алкоголик осклабливается. Вдруг обращается в медведя и наваливается на меня. Я чувствую вонь его шерсти. Но не раздавливаюсь, не задыхаюсь, а только думаю:

– К добру или худу, к добру или худу, к добру или худу…

Жена трясёт меня за плечо:

– Тебе плохо?

– А что такое?

– Бормочешь что-то непонятное.

– Да нет. Дядька один русский приснился…

Выпив обрядовый кофе, пошёл в храм пообщаться со святой Лузией…

Это уже так называемая явь. Бразилия.

Была страстная пятница… С сомнением отношусь к целесообразности действий Жезуса по принуждению иудеев к собственному распятию. И к иисусианским обычаям вообще. По обыкновению, пришёл к святой Лузии.

В такой день открыто общаться с ней неудобно. Благо уважать мечтания окружающих. Сел так, чтобы никого не смущать… Лузия – молчала!.. Я с удивлением понял, что её в храме нет. Только изображения.