Екатерина Асмус - Рок

Лялька решила расслабиться и получить удовольствие, невзирая на безнадежную невзрачность обстановки. Делая вид, что слушает откровения неудавшегося рокера, она присматривалась к компании за соседним столом, где молодые люди с гитарами потешались над приятелем, который успел изрядно набраться паленой и потому дешевой местной водки. Его невнятные попытки рассказать некую историю встречались взрывами хохота. Лялька разглядывала парня. Высокий и статный, с гривой густых темных волос, перехваченных сзади – вот это да – кружевной резиночкой от женского чулочка! И, конечно, в немыслимой рванине, как здесь, видно, и принято. Но лицо парня было добрым, а в больших карих глазах плескались искорки задорного веселья. Он нисколько не обижался на друзей, а смеялся вместе с ними над своей нескладной речью.

А потом произошло неожиданное! Лысый отлучился «порешать финансовые вопросы», как он выразился, делая круглые, значительные глаза. И Лялька осталась в одиночестве. Парень, над которым смеялись за соседним столом, встал, собираясь направиться к буфетной стойке (очевидно, за новой порцией спиртного), но в этот момент взгляд его поймал Ляльку и… В следующую минуту он ринулся к ней, бухнулся на колени и приник к ее руке в долгом поцелуе.

– Моя королева! – обратился он к ней церемонно. – Почему ты покинула вассала своего так внезапно?

Онемевшую Ляльку привел в чувство взрыв хохота за соседним столом.

– Это не она, Малыш, – давясь от смеха, крикнул паренек в косухе.

Тот, кого называли Малышом и ухом не повел. Напротив, он продолжал свою напыщенную речь, стоя на коленях и не отпуская Лялькину руку.

– Прекрасная королева, неужели ты бросишь несчастного рыцаря сегодня вечером одного? Мое сердце не выдержит, оно разорвется! – вдруг заорал он, картинно хватаясь за то место, где подразумевалось сердце.

Теперь веселился уже весь буфет. Лялька сидела вся красная, обмерев от смущения, чего с ней давненько не случалось. Она очень гордилась своим умением «обвести вокруг пальца любого говнюка» (по ее собственному выражению), но эта история не лезла ни в какие рамки! Никто и никогда так выспренно к ней не обращался. Неизвестно, сколько бы еще продолжалось это представление, но вмешалось обстоятельство непреодолимой силы. Из буфета можно было прямиком попасть за кулисы. И вот именно оттуда и вынырнуло «обстоятельство», оказавшееся худой, нескладной и очень коротко стриженой девчонкой в очках. Бледная, в мешковатом свитере, она стремительно влетела в буфет и заорала: «Малыш, гад, ты где?! Все на сцене уже!» И тут, увидев предмет поиска, распластавшийся у Лялькиных ног, она прибавила еще фразу, состоявшую исключительно из непечатной брани.

– Стасенька, мы сейчас… Мы поможем! – заполошились нетрезвые дружки, уволакивая Малыша и его гитару по направлению к кулисам.

Буфетные граждане угомонились и отвернулись от Ляльки, потеряв к ней интерес. А она сидела еще некоторое время, как громом пораженная.

Лялька никак не могла успокоиться, даже коньяк не помогал. А посему, позабыв про Лысого, она стала пробираться между столиками к дверям, ведущим в закулисье. Состроив глазки охраннику, который, потеряв бдительность, пялился на аппетитный Лялькин бюст, она проскользнула в щель и оказалась практически на сцене, скрытая занавесом. Здесь стоял невиданный пульт, мигающий разноцветными лампочками, ручки которого крутил низкорослый дядька, весь в амулетах и с длиннющей седой косой, переброшенной по-девичьи через плечо. Шепотом переговаривались избранные «тусовщики», которым был разрешен вход в закулисье. Протолкавшись между ними, Лялька, наконец, увидела всю команду, выступавшую на сцене. Круглолицый барабанщик, самозабвенно молотящий по установке, небезызвестная уже мерзкая девица по имени Стася с гитарой в руках, кудрявый клавишник, хорошенькая девчонка с флейтой… И – Малыш… Он пел, закрыв глаза, подыгрывая себе на гитаре, а мокрая прядь волос прилипла к плохо побритой щеке. Почти касаясь губами микрофона, Малыш выкрикивал какие-то слова, теряющиеся в шуме и грохоте, производимом его музыкантами, но Лялька не слушала… Она смотрела на его лицо, самозабвенно зажмуренные глаза, на мускулы рук, сильные плечи, и что-то такое делалось в ее неумелой душе, что она и сама не понимала. Публика в «яме» скакала и скандировала известные ей из песни слова, группа дошла до шумового апофеоза, только Малыш, казалось, парил над всем этим, сам в себе и сам с собой, будто бы было ни зала, ни буфета, ни публики этой, ни закулисья.

Очнулась Лялька от того, что за спиной произнесли капризным голоском:

– Ну, до чего говнорок утомил, сколько ж можно начинающих-то гнать?

Это проговорила полненькая блондиночка, увешанная золотом и брюликами, в розовой ковбойской шляпе и розовых же кожаных штанах.

– Лесечка, потерпи, – уговаривал подругу траченый молью «ковбой» в золотых казаках и белой шляпе. – Эти чуваки – на разогреве, не сразу же мэтров выпускать!

– Лёлик! – кривлялась богачка, – в Лондоне на концерте «Бладхаунд Ганг» никакого разогрева не было! Поехали, а «Асторию», я есть хочу!

Старикашка Лёлик, целуя капризнице ушко, что-то горячо зашептал, шевеля усами. Лялька, уничтожив взглядом гнусную выскочку (ну за что вот таким вот – все !), завертела головой в поисках своего кумира, но… Пропустила! Группа исчезла со сцены через другую кулису, а микрофоном завладел некто в белой длинной робе и с абсолютно гладким, блестящим черепом.

Оглядевшись, Лялька заметила крошечный коридорчик в глубине закулисья, в котором, по-видимому, и скрылась группа, закончив выступление. Тихонечко, дабы не привлекать к себе внимание, Лялька проскользнула поближе к коридорчику и незаметненько юркнула внутрь. Коридорчик был чрезвычайно узенький, с неимоверно грязными, сплошь разрисованными граффити стенами. Проход внезапно обрывался еще более узкой и очень крутой винтовой лесенкой, ведущей куда-то вниз, вниз и вниз. Буквально скатившись с нее – не для шпилек-каблучков, о нет – Лялька оказалась в очередном заплеванном и прокуренном коридоришке, в который выходило штук шесть дверей, с надписями: «Гримерная». Почти все дверки были открыты настежь и оттуда раздавались звуки настраиваемых инструментов, разговоры и хохот.