Марианна Рейбо - НАНО

Марианна РЕЙБО

«НАНО»

Фантастическая повесть

Москва

2017

Глава I

«Социальная сеть Facebook планирует к 2025 году создать «телепортирующее» устройство, с помощью которого пользователи смогут испытывать реальные ощущения в виртуальном мире. Для этого будут проведены дальнейшие усовершенствования шлема виртуальной реальности Oculus, производителя которого Facebook приобрела летом 2014 года за $2 млрд. В интервью одному из крупнейших новостных порталов Business Insider технический директор кампании Майк Шрепфер заявил, что эта технология сулит неограниченные возможности».

(Из сообщения информационного агентства)

Больше всего на свете Вера любила путешествовать. Новые города и страны, в которые она успевала заглянуть хотя бы одним глазком, множились с каждым днем и становились ей лучшими друзьями, а некоторые – любовью с первого взгляда. Много раз она провожала закат на плато Гиза возле одиноких грузных пирамид, встречала рассвет на берегу Индийского океана, любовалась вечерним Нью-Йорком с высоты птичьего полета, мысленно сравнивая его огни с отблесками на измятой фольге от подарков, позабытой под новогодней елочной гирляндой. Не имея никакой специальной подготовки, она уже неплохо ориентировалась в архитектурных стилях, отдавая предпочтение кострам пламенеющей готики перед помпезными тортами соборов ренессансного барокко…

О, она обожала Европу! Погружаясь в атмосферу старого города, сердце и память любой европейской столицы, Вера словно переживала краткий миг перерождения. На несколько спасительных часов умирало вчера, исчезало завтра. Оставалось только сладко ноющее под ложечкой сейчас, которое было вовсе не то же самое, что режим реального времени, а такое неопределенное сейчас, что с головой зарывается в седую бороду минувших веков, баюкает золотым сном древних сказаний, уводит вдаль, в глубину, избавляя от страхов и растворяя тебя в созерцании.

Она могла с утра до вечера неспешно прогуливаться по музеям, поглощая свечение полотен итальянских небожителей и чувствуя во рту насыщенный вкус сочных голландских натюрмортов, а могла бесцельно бродить по лабиринтам пустынных, вычищенных от людей средневековых улиц, которые умели рассказывать куда красноречивее любого гида… Будь ее воля, она бы опустилась на колени и поцеловала каждый камень на древней брусчатой дороге, прикоснулась к каждой щели на стыках потемневшей от времени кладки…

Невыносима мысль, что этого никогда не будет. Никогда. Никогда.

Стоило ей подумать об этом, как крылатая эйфория безвременья уносилась прочь в испуге перед разверзавшейся пастью бездонной черной дыры. Вот и сейчас. В беспамятстве протянула руку, чтобы ощутить ладонью шероховатую поверхность средневековой кладки, а в ответ – пустота.

Сорвав с головы легкий никелированный шлем и отсоединив контроллеры движений, Вера погрузила систему в спящий режим и подошла к тускло светящемуся из-под тюлевой занавески окну. Серый ноябрьский ливень хлестал по стеклам, размывая безликую мразь обросшей слякотью улицы; сквозь щель приоткрытой оконной створки налило на подоконник и удушливо тянуло сыростью. Сорвав ограничитель, Вера с силой распахнула окно и высунулась чуть не до пояса, жадно втягивая ноздрями отсыревший воздух и подставляя лицо частым холодным каплям. Но и на этот раз, как всегда. Стоило открыть глаза и оглядеться вокруг, как уже через минуту тошнотворное головокружение заставило ее быстро вползти обратно в комнату и судорожно захлопнуть окно.

Господи!

Несколько секунд посидев на углу подоконника с опущенной к коленям головой, Вера наконец совладала с дурнотой и пошла на кухню за крепким чаем.

Эта пустая, темная, неуютная квартира. Такая же одинокая и жалкая, как ее обитательница. Нет, не обитательница. Пленница. «Интересно, в каком углу я умру однажды, – подумала Вера, наливая в кружку темную струю заварки из носика фаянсового чайничка. – Может, прямо здесь, на кухне, между плитой и обеденным столом? Или там, на кожаном диване в гостиной, где расставлены все эти безвкусные безделушки из родительских заграничных поездок?..»

Опять они уехали. Загорают где-то под пальмами на чужеземном солнышке, пока она ловит ночные кошмары в равнодушной слепоте московской ночи.

Мама любила повторять, что в ранние годы Веруня была активной, жизнерадостной девочкой. Снова и снова она с надеждой и горечью рассказывала, каким отчаянным сорванцом была когда-то ее малышка и как благотворно действовал на нее здоровый деревенский воздух…

Укутавшись в теплый плед материнских воспоминаний, Вера баюкала себя золотыми грезами далекого, эфемерного детства, и по телу ее разливалась нега, как это бывает при погружении в глубокий, сладостный сон. Там, в деревне у бабушки, она по-настоящему жила. Это ощущение жизни и сейчас, спустя годы, возвращалось на волнах памяти опьяняющим запахом свежескошенной травы, бликами солнечных зайчиков на облупленных бревнах старого, покосившегося дома, сварливым квохтаньем белой курицы, с интересом поглядывавшей в ожидании хрустящей хлебной корочки. Эта курица была вериной любимицей. Все соседи ухохатывались, глядя, как пятилетняя девчушка со всей серьезностью исполняемого долга выгуливает несушку во дворе, привязав ей к ноге длинную веревку. В конце августа весь двор наполнялся запахом созревающих яблок. Пролезая сквозь дырку в заборе, две ее соседки-подружки боязливо топтались внизу, пока Вера бесстрашно лазала по раскидистым веткам на высоте трех метров и бросала им под ноги наливные, сочные плоды. А потом они прятались на чердаке и играли в кладоискателей или садились где-нибудь с детской книжкой, с изумлением слушая, как Вера, ориентируясь по картинкам, наизусть декламирует им стихи и по наивности веря, что она и вправду уже умеет читать…

Однажды на рассвете родителей Веры разбудил пронзительный детский крик. Опрометью вскочив с постели, мать кинулась в комнату дочери и увидела, что Вера в ужасе забилась в угол и распухшими от слез глазами смотрит в распахнутое окно.

– Деточка, да что с тобой? Тебе кошмар приснился?

Подняв дрожащую руку, Вера указала на подрумяненное зарей небо:

– Там женщина! Женщина в белом!

В тот день бабушка умерла на рассвете.

Вера встряхнула тяжелой копной густых, немного вьющихся на концах каштановых волос, пытаясь отогнать охватившую ее задумчивость, поставила на стол согревавшую ей руки полную чашку так и не отпитого чая и побрела обратно в комнату. По дороге она в рассеянности остановилась возле зеркала в коридоре. Из потемневшей от времени амальгамы на нее обернулась стройная девушка с тонким, бледным лицом и большими грустными глазами. Подойдя поближе, Вера склонилась к своему отражению и стала вглядываться пристально, будто хотела навсегда запомнить. Да, она была красива. «Вашей дочери в кино бы сниматься!» – как жестокую насмешку, не раз выслушивала она комплименты от случайных родительских гостей, не знавших ничего о ее жизни.