Леонид Беспамятных - У Иртыша. Сборник рассказов в формате DOC

Уставилась на меня, спрашивает:

– А ты, чего это, Леня, с сачком стоишь?.

Я прямо оцепенел.

«Ой, не могу! – до меня, наконец – то дошло, – Как же я не догадался? Попался на розыгрыше, как пацан».

И такой смех напал на меня – хохотал как безумный. А чуть позже выяснилось, что Валерий Иванович успел еще и старшую медсестру разыграть. Рассказывал потом мне, что все больные так хохотали, что врач в реанимацию прибежал.

Вот такой у меня землячок, нигде и никогда не унывает.

Часа в три дня Емельяна разбудил стук в окно.

– Петрович? – удивился он, увидев председателя садоводческого кооператива. – Ты чего?

– Смотрю, никак, и днем, Емельян, дрыхнешь?

– Да притомился немного…

– Дача горит у Омки, Емельян! Вставай скорее…

Емельян выскочил на улицу, как ошпаренный. Тут же ощутил запах гари. Дул сильный ветер.

– Дай мне твой сотовый, – встретил его у калитки Петрович. – У меня аккумулятор сел пока с пожарной частью вел переговоры…

Добавил:

– Забирайся, Емельян, на сторожевую вышку и смотри оттуда. Как бы еще огонь на другие дачи не перекинулся. Я туда деда Егора уже послал.

Взобравшись на вышку Емельян поздоровался:

– Здравствуй, деда!

Дедок лет восьмидесяти стоял к Емельяну спиной, рассматривая сверху садовые участки в бинокль. Не обернувшись, спросил:

– А ты кто?

– Что не узнал меня, деда?

– Емельян, что ли? Здорово!

– Гляди, что деется. А отчего пожар – то?

– Да есть тут один «фрукт». Говорят, юрист по образованию… Вздумал с утра пал пустить, десять дач запылали. В голове – то у него, видать, мякина…

– Это уж точно, – согласился Емельян.

– Гляди! – дед дернул Емельяна за локоть, – пожарные в город возвращаются.

Сплюнул на землю и уселся на табуретку. Достал из кармана брюк платок и стал утирать лицо.

– Да, Емельян, в этот раз повезло, я думал, что сгорим все при таком ветрище… Ох во! Ну и погодка! Пекло!

Тяжело вздохнув, продолжил:

– В жизни ничего подобного не видел… С огнем шутки плохи!

Вдруг он осекся, хлопнул себя по лбу.

– Впрочем, нет, вру, Емельян. Было и пострашнее. Дело прошлое, в декабре сорок четвертого у нас случился пожар на ферме, ветер тоже сильный был. Я, пацаненок, на всю жизнь тот пожар запомнил. Жуть от жути! Мамка тогда ногу сильно повредила, но колхозный скот и часть сена все же удалось людям спасти.

Дед Егор закашлялся:

– Вечером прибежала мамкина сестра с почты и говорит:

«Егорша! Ваш папка ночью в эшелоне будет мимо проезжать, просил к железнодорожному разьезду подойти».

«Откуда знаешь?» – мамка спрашивает. Сама – вся перебинтованная, в кровати лежит.

«Один знакомый связист передал».

Мамка мне тут же говорит:

«Егорша! Ступай, сынок. Живо!»

– Об чем разговор? – закивал я головой и стал тут же собираться. А старшая сестренка Маня услышала разговор и пристала: возьми, Егорша, да возьми…

«Папка Маню сильно любит, – думаю, – надо ее обязательно взять. Увидит – обрадуется!»

Добирались до разьезда с Маней более двух часов, продрогли. Стоим, значит, на перроне. Тут на соседних путях остановился состав с подбитыми немецкими танками, видимо, на переплавку. Подходит тетенька в железнодорожной форме.

«Ой! Дед Мороз со Cнегурочкой! Откуда вы, дети?»

– Я, тетенька, сын танкиста, а это моя сестренка Маня. Мы папку встречаем. Честно рассказал ей все, как есть. Она оглянулась по сторонам и говорит:

«Папка – то где воюет?»

«В войсках 1-го Белорусского фронта. Танкист», – с гордостью отвечаю.

«Вот она – папкина работа!» – на разбитые немецкие танки показываю.

«Замерзли, небось? – она говорит. – Шутка ли, такой путь пешком проделать». Посмотрела на Маню.

«Девочка – то твоя единственная сестричка?» – спрашивает.

«Не – e! – отвечаю. – Три братика и три сестры еще дома с мамкой остались».

Дед Егор задумался, словно вспоминая что – то.

– Любопытно вот что: она нас не прогнала с перрона. Наоборот, тулуп даже вынесла. Набросила его на нас.

«И когда, наконец, эта проклятая война закончится? – говорит. – Никто не знает».

– Я знаю! – говорю ей.

«Откуда, мальчик?» – горько усмехнулась она.

– Папка в последнем письме с фронта написал, что им осталось два главных населенных пункта взять.

«Это какие?» – она спрашивает.

– Варшаву и Берлин. – отвечаю. – Вот тогда и война закончится.

«Это, видать, не скоро будет», – усомнилась она.

– Скоро! Вот увидите! – убежденно сказал я.

Кряхтя, дед Егор поднялся с табуретки.

– Позже она нас чай пить позвала в свой домишко у разьезда.

Дед Егор замолчал, направился к лестнице.

– Ну и как, сын танкиста, встретились с отцом?

– Какое там!.. Не встретились. Представляешь, Емельян! За ту ночь мимо нас проследовало аж пять эшелонов. И все без остановки… Мы с Маней к каждому эшелону выбегали. Машем руками и кричим: «Папка! Папочка!..»

– Ну и что было дальше?

– От него в феврале письмо пришло. Написал, что Варшаву взяли, что гонит фашистов на запад, теперь, мол, до Берлина – рукой подать. Ох и радости, Емельян, было в тот день!

Отец – то написал, что видел на перроне нас с Маней в ту ночь! Оказывается, он танки с завода на фронт сопровождал для своей части. Говорит, слезы не смог сдержать, всем гвардейским экипажем плакали. Вот такие, Емельян, дела…

Болезненно поморщился.

– Ты там поосторожней на даче – то с огнем.

– Ясное дело! – улыбнулся Емельян.

Рыбачил однажды. Смотрю, сосед по даче подошел. Владимир Максимович, ему восьмой десяток.

– Что за времена настали, а? – спрашивает. – Неужели непонятно людям, что природа гибнет?

Лицо – в глубоких морщинах, глаза слезятся.

– О- хо – хо, гляди, сосед, что деется – сейчас в поле жаворонка не услышать. Аль не так?

– Да, пожалуй, – согласился я. – А куда же они подевались, а?

– А вот куда, – продолжил Максимович, – раньше ведь как было: ежегодно опыляли леса, вредителей и не было. А сейчас из – за клещей боязно в лес ходить, их там видимо – невидимо. А сколько земли зарастает сорняками – мама не горюй!

– Ну, а как рыба – то? Клюет? – он показал мне глазами на поплавок.

– Что – то совсем клева не стало… Лишь мелюзга балуется.

– Скажи, ты про рыбу калугу когда – нибудь слышал?

– Нет, не приходилось.

– Ты бы на Зею или Амур порыбачить выбрался, вот где рыбалка!

Беседовать с Максимовичем для меня – одно удовольствие. Все внимание – ему.