Эвелина Телякова - Красный Лёд

– Соят, послушай…

– Ты же понимаешь: гора не подпустит к себе человека с дурными намерениями!

– Поверь, у меня таких нет!

Невысокий мужчина скептично ухмыльнулся.

– Ты идешь опасным путем! Может кончиться дурно. Для нее и для тебя, – просвистел он с азиатским акцентом.

– Соят, ты очень мудрый человек! Я всегда уважал твое мнение! Однако в этот раз ты неправ.

– Поживем – увидим, – как-то неопределенно сказал помощник.

Еще несколько раз в течение дня ее будили, чтобы умыть и смочить одежду холодной водой. Она что-то лепетала про истязания, плакала и умоляла не пытать ее больше. Затем приходила в себя и робко отмалчивалась.

В базовый лагерь микроавтобус Мерседес-Бенц прибыл уже глубоко за полночь. Крепко спящую Серафиму бережно перенесли в дом.

До утра ее никто не побеспокоит.

Грубый порыв ветра хлестнул по лицу. Мелкая крупа ледяного снега царапает ороговевший слой кожи. Уже практически не болит. Потеря чувствительности? Значит, сильное обморожение. Однако глаза… Не могу разглядеть насквозь промерзших ладоней. Снежная слепота. Кожу рук непрерывно жжет, словно пальцы жарят на гриле. Когда нестерпимая боль уйдет, руки будет уже не спасти. Хотя… в такую метель… и себя не спасти.

Еще один день? Продержусь ли еще один день?

Кто-то хрипит. Ромка!

Ползу к нему на коленках. Движения неуклюжие, отрывочные. Я похож на заржавевшую игрушку. Механизм едва функционирует. Одеревенело все тело. Вот, я его нащупываю. Живой. Рядом живой человек – это очень немало для застрявшего в снежном капкане.

– Ромка! Ромка! – пытаюсь докричаться до него.

Гортань не слушается меня. Удается выдавить из себя глухой хрип, в котором едва ли можно узнать человеческое имя. Язык отяжелел и словно изжеван. Надо продолжать говорить.

– Ром! Мы в расщелине под ледяным карнизом! – хриплю громче, чтобы перекричать вой метели. – Высота около трех с половиной тысяч. Ты упал. Но ты выкарабкаешься! Слышишь меня?! Как закончится эта дьявольская буря, за нами придут! Слышишь?! Связи нет, но они знают, где мы! Все будет хорошо!

Зачем я так сказал? Соврал.

– Ромка!

Он без сознания. Правда, ненадолго. Если не двигаешься – замерзаешь. Но у него все кости переломаны, сильнейшее внутреннее кровотечение. Чудо, что он до сих пор жив после того падения. Однако шанс умереть здесь от холода еще выше.

Рация не работает. Чтобы переждать непогоду, мы ушли на другую сторону склона. Нас не найти, если не знать, где искать. Я сам обрек нас двоих на такое. Мы оба уже мертвы. Ромке повезло – он в отключке. Я умру медленно и не сегодня.

Через пару часов стемнеет. Это наша третья ночь во льдах без света, горючего и еды.

Пытаюсь разглядеть близкий навес потолка. Рукой можно достать. Вот он, мой склеп, ледяная могила для Белоснежки, мавзолей Ильича. Лучше всякого бальзамирования.

Может, просто закрыть глаза и уснуть? Тяжко ждать собственной смерти. Пока она еще доберется до нас! Высоковато для костлявой старухи. Закрою глаза, и она очень быстро нагрянет. К полуночи буду готов. Им нас не найти… Холодно! Руки саднит… Нужно принять… Сдаться… К чему теперь упрямство?

Слышу голос… Это песня. Знакомая, очень знакомая…

«Засыпай, на руках у меня, засыпай… Далеко, там, где неба кончается край, ты найдёшь потерянный рай…».

Кто же ее написал? Уже не помню. Как ее там…? Ну эта! Помню-помню! Но поет ее другой голос… Черт! Да это же я сам! На свадьбе! А я ведь женат. На ней… Должно быть, расстроится из-за меня… Не может не расстроиться! Она думает, что знает себя, а на деле…

Помню, сливочное платье. И она, такая красивая. Невозможно было взгляд оторвать! Все-таки она – что-то неземное, исключительное. Длинные локоны… О, этот волшебный оттенок ее волос! Обстригла их однажды. Зачем она это сделала? Если бы я был тогда рядом, ни за что не позволил бы. Надоело ей, понимаете ли! Если бы был… Но не был – отправился в Гималаи.

«Во сне хитрый демон может пройти сквозь стены…», – раздается голос в пещере. – «…дыханье у спящих он умеет похищать», – я пел для нее, для своей прекрасной жены. Такая юная, такая наивная… – «Бояться не надо, душа моя будет рядом твои сновиденья до рассвета охранять».

Она была счастлива тогда. А потом… Я все больше работал, разъезжал по командировкам, отправлялся в горы снова и снова.

Деньги… Ради заработка ли покидал жену? Или все это ради себя? Она не обязана была ждать! Я обещал ей совсем другое… Любить ее, подарить целый мир, заботиться, оберегать.

Как я мог ее уберечь, если меня не было рядом?

Она ни в чем не виновата!

«Это ты – идиот!» – ругаю себя. – «Только и думал, что о себе! Подохнешь здесь, как собака, а она там… осталась… Кто ей поможет утешиться?»

Пусть она снова отрастит свои чудесные волосы! В память обо мне! Я любил ее, и после всего… люблю даже больше! Только пусть она не трогает волосы!

Я снова слышу голос. На этот раз не свой. Он гораздо тоньше и тише. Голос незримой женщины откуда-то издалека. Вслушиваюсь изо всех сил, но не могу разобрать слова. С кем она разговаривает? Не понимаю.

Теперь стараюсь не обращать внимания на тихий гомон. Он мешает заснуть. Зачем он мешает? Я устал, я очень устал! Оставь меня!

Но звуки усиливаются. Слышу речь и очень знакомый тембр, но опять никак не припомню, где я мог его слышать. Голос обращается ко мне, что-то хочет от меня сейчас. Чем я могу ему здесь помочь? Неужели он не видит, что я замерзаю? В конце концов, мне некогда, я пытаюсь уснуть!

– Вернись! Ты меня слышишь, я знаю! Умоляю: вернись ко мне! – произносит неведомый голос. Сначала шепотом, затем все громче и громче.

Мои силы на исходе, и я попросту начинаю слышать голоса. Галлюцинации… Песня со свадьбы, просьбы какой-то женщины. Чего только не придумает угасающий мозг? Простывшее воображение или агония бреда… Просто не слушаю их. Скоро все закончится…

Кажется, я заснул, потому что мне привиделась она… моя милая… Она тихо пришла ко мне в белой сорочке. Я сначала подумал, что она хочет проститься. Я был счастлив увидеть ее в этот роковой день. Но она меня даже не замечала. Неужели я мертв? Неужели мне так и не придется коснуться ее теплого лица своими обмороженными руками?

Я заплакал. Как ребенок, как маленький испуганный мальчик. Мне вдруг стало так холодно и очень-очень страшно здесь, в этих остывших горах. Один, совсем один… тут… навсегда… Больше я никогда ее не увижу…

Просыпаюсь от обжигающих слез.

Сколько времени? Я не вижу! Ослеп!

Беспробудная чернота. Ни зги не разглядишь!

Ночь. Дело совсем не в глазах, это проделки ночного мрака! Буря утихла, значит, утром спасатели начнут поиски. Пока нас найдут… Нет, нас не найдут!