Эвелина Телякова - Красный Лёд

Нащупываю фонарик. Толкаю онемевшим пальцем задвижку. Нет, не включается, не поддается. Замерзла. Или батарейка закончилась?

Я, наверно, как этот самый фонарик… во мне кончился заряд жизни…

Снова закапали слезы. Жжётся горячей солью, зараза! По трещинам кожи… Но я уже себя отпустил… Рыдаю беззвучно… Нет, не от мужества… оно уже задохнулось… Воспалённая разбухшая глотка не дает звукам рождаться. И я хриплю от безумного страха, от непозволительной паники, от безнадеги и одиночества. Захлебываюсь соплями, кашляю и снова реву, как дикий израненный зверь.

В бессилии падаю ниц, где лежит Ромка. Случайно наталкиваюсь на него. Он не стонет. Видимо, мертв. Я не стану проверять. Если умер, значит, скоро и мой черед.

– Прости! – мысленно кричу я жене. – Прости меня!

– Вернись ко мне! Ты жив, я знаю! Тебе больно и холодно, но ты должен! Заклинаю: возвращайся живым! – узнаю голос жены. Это она звала меня тихо.

Открываю глаза. Она здесь, рядом со мной. В ситцевой белой сорочке. Толстые длинные косы, в прядях – светлые ленты. Румянец, лихорадка в теплых глазах.

Господи! Ты же замерзнешь, ты простудишься, сидя здесь на снегу. Голые ноги, ни куртки, ни шапки. Глупенькая! Зачем ради меня залезла в эту пещеру? Я же не смогу тебя проводить до стоянки! У меня не осталось сил.

Она продолжает смотреть прямо в лицо. Заплаканные глаза… Кто тебя обижал? Я поклялся оберегать тебя от невзгод и, выходит, нарушил клятву. Нарушил… Прости меня, любимая! Я перед тобой виноват! Не кори меня слишком долго, если сможешь! Прости!

Она наклоняется ко мне и накрывает своей нежной ладонью мою, потемневшую, обмороженную. Чувствую приливы горячей крови к пальцам. Во мне еще бурлит кровь? Странное ощущение, болезненное и приятное одновременно. Словно опустили в очень горячую воду. Но я радуюсь… искренне… Костяная боль утихает. Смог пошевелить парой пальцев, потом еще одним, и еще.

– Я буду ждать тебя! Постарайся!

О чем она? Я не смогу… Она сошла с ума! Это невозможно!

Силюсь ответить ей, приподнимаюсь и… никого. Пусто! Рядом лишь мертвый Ромка. Я снова один.

Здесь только я сумасшедший! Поверил призраку… Сон, мираж, бред… Я устал!

Гляжу на ладони, прежде согретые женой. Руки двигаются! Холодные, едва чувствительные пальцы плохо гнутся, но, если постараться, все же сумею завязать простой узел на тросе!

Нет, хватит думать об удаче! Смерть близко, я ее чую… Встречай дорогую гостью!

Руки двигаются… Нужно попробовать! Я обязан попытаться! Ради жены…

Но она не любит меня! Несколько дней назад поклялась, что уйдет…

Нет, любит! И я это знаю. Она любит! Ждет и надеется! Давай же! Подбирай застывшие сопли и приступай!

Плевать мне на шансы! Я – альпинист, и должен умереть в попытке, а не в смирении!

«Даже не думай сдаваться без боя!»

Я вновь давлю на переключатель налобного фонаря – не работает, предатель! Стучу корпусом о ладонь… Заморгал! Есть надежда!

Медленно стягиваю веревку, насаживаю карабин. Спустя полчаса я обвязываюсь веревкой и ползу к выходу, обитому шапками снега.

Действительно, метель утихла. Мрак ночного пространства заставляет меня съежиться от бескрайней пугающей глубины. Словно меня затянуло в Черную дыру, и я не уверен, в каком направлении искать небосвод или пропасть долины. Все, что я вижу, находится на расстоянии ладони бледнеющего луча от головного фонарика. Не имею понятия, в какую сторону направляться, но выбора нет. Неуклюжими пальцами ввинчиваю ледобур в кромку седовласого льда, отпускаю веревку – ту заглатывает пустота. Мой друг-ледоруб мне в помощь. Я замахиваюсь, и…

Тяжелый снежный карниз, надутый и утрамбованный вьюгой за два нескончаемых дня, не выдерживает массы человеческого истощенного тела, и под траурный грохот рыхлого пепельного сугроба, я проваливаюсь в черноту.

Я упал с высоты более трех тысяч метров…

Серафима проснулась от дребезжащего света из окна над головой. В небольшой комнате была только она.

Мебельный аскетизм узкого пространства напомнил ей тесную каюту подводной лодки. Две узкие койки вдоль шероховатых дощатых стен. Крошечный овальный столик, надкроватные полки советских времен, низкий шкафчик у двери. Незнакомые женские вещи в беспорядке разложены на покрывале соседней кровати. На верхней полке – склянки, что-то вроде лекарств, и пачки с таблетками, на столике – зеркало и расческа.

Ее собственная походная сумка оказалась брошенной рядом с кроватью.

Она все в той же лимонной майке. Ее не переодевали, чтобы не потревожить – стянули кроссовки и уложили под одеяло.

Серафима раздраженно подумала, что не муж перенес ее в эту постель. Тот бы грубо скинул ее на кровать, прямо так: в ботинках, поверх одеяла; развернулся бы и ушел, посмеиваясь над женой-неудачницей.

Ей припомнились выходные перед отъездом – тогда Глеб буквально силой заставил ее отправиться в специализированный магазин за снаряжением и одеждой. Конечно, она упиралась, нарочно тянула время. А чего он сам ожидал? Ей не нужен ни он, ни его гадкие горы. Он – ненормальный, если рассчитывал увидеть ее послушание. С утра она подшучивала над ним, затем подыскивала отговорки. В конце концов, заявила, что сейчас же перезвонит редактору и откажется от задания. Что все равно не поедет. Из упрямства, из гордости. У нее есть право решать за себя.

Но муж больше не поддавался женским капризам. А Сима, разумеется, не позвонила.

Тогда она закатила истерику: бросалась ругательствами, металась и плакала. Она умоляла оставить ее в покое, дать ей жить собственной жизнью, развестись и разъехаться. Глеб молчал, словно каменный, безразличный к ее мольбам, стоический, неприступный. Он хладнокровно выслушал все упреки и оскорбления, но его решение осталось непоколебимым.

От негодования и безвыходности, девушка в ярости замахнулась и влепила пощечину ухмыляющемуся супругу. Удар сам собой получился слева, ведь она же левша. Глеб схватился за искромсанную шрамами правую щеку и злобно воззрился на Симу.

Это был удар ниже пояса. Она поняла это, когда уловила неистовый взгляд. Он мог сделать с ней, что угодно: закричать, прогнать, запереть ее в комнате. Но супруг, вероятно, прикинул, что так будет слишком просто. Не произнеся ни слова, Глеб легко перекинул супругу через плечо. Она была беспардонно запихана в салон автомобиля и через сорок минут втолкнута в тот самый магазин, который она отказывалась посещать. Сгорая от стыда, девушка пряталась за стеллажами, опасаясь, что продавец-консультант заметит ее домашние тапочки и голые ноги, едва прикрываемые короткой полупрозрачной пижамой. Два с лишним часа она уклонялась от навязчивых глаз мужчин-посетителей, багровея до самых ушей.