Анатолий Маскаев - Мордо. Книга 1. Крушение

Проходил почти до темноты найдя по дороге несколько апельсинов и кислых мелких яблок, от которых выворачивало скулы.

Долго еще сидел возле костра попивая чай, слушая шум прибоя и ночные крики птиц, наконец его одолел сон.

За последние ночи старец ему так и не приснился, зато снился дом, жена с детьми, и какие-то смутные отрывки из жизни.

Про старца снова вспомнил утром, уже направляя лодку на север к туману.

Вспомнил, что видел его раньше, не его самого, а картину.

Ему было лет семь-восемь, он с двоюродным братом приезжал на родину.

Тогда он только полдня провел в гостях у тетки с дядей, после чего отправился на другой конец деревни к дедушке с бабушкой, и пробыл у них все лето.

Именно там в доме деда, в одной из комнат, над иконами висела картина, и на ней, он точно помнил, был изображен старец точно в таком же одеянии.

Только на коленях у него не было шлема, а вот шар и пирамида в руках были, и длинная борода до самого пола.

На вопрос -кто это… -ему ответила бабушка.

Оказалось, что эту картину очень давно нарисовал дедушка дедушки, который служил в царской армии в чине полковника и был, хоть и обнищавшим, местным князем.

– Тогда что и дедушка князь -спросил Бол, -и мой отец, и я…

Бабушка только горько засмеялась.

– Да какие сейчас князи…

Затем вздохнула и выпроводила его на улицу.

И уже стоя в сенях услышал недовольный голос дедушки, как-будто в чем-то упрекающий бабушку, та виноватым голосом оправдывалась.

Но на другой день картины на стене уже не было, и на его вопрос, – где картина, – бабушка лишь сердито отмахнулась.

И когда он заговорил о картине в доме тети, дядя Ваня вдруг резко его оборвал, посоветовав не нести ерунды.

Лишь через несколько лет став взрослым узнал от отца, что именно из-за этой картины дедушка десять лет отсидел в сталинских лагерях.

– Что же это за картина батя и кто на ней изображен, если за нее сажают в тюрьму?

– Да я и сам толком не знаю, вроде бы кто-то из наших предков, то ли монах какой, то ли еще кто, ладно забудь…

Бол конечно о ней забыл, тем более, что больше никогда в доме дедушки ее не видел и куда она делась после их смерти неизвестно.

И теперь сопоставляя виденное, слышимое и все происшедшее с ним за последние дни, он уже не верил в случайность произошедшего.

Границы тумана достиг часа через четыре.

Туман был настолько плотным, что через него вообще ничего не было видно, лишь только под ним, в том месте где обнажались порой острые края рифов, виднелась пена разбивающихся волн.

Бол делал уже второй круг возле рифов, не зная куда плыть, компас не работал, стрелка металась как бешеная.

С тоской посмотрел на далекий остров уже почти не заметный на горизонте.

И вдруг в тумане появился тоннель шириной метров десяти.

Бол не раздумывая направил лодку вперед двигаясь зигзагообразно в этом коридоре.

Туман сдвигаясь за его спиной расходился спереди ровно настолько, насколько необходимо для маневра.

Казалось, что этим маневрам не будет конца.

Бол вообще потерял способность ориентироваться, да собственно говоря в этом не было необходимости.

Был коридор, по которому следовало плыть в неизвестность, а что дальше будет, ведает один лишь Бог, да старец, который похоже и вел его лодку, иначе ничем все это не объяснить.

Коридор в тумане закончился неожиданно, лодка выскочила в открытый океан.

Бол оглянулся назад, коридора не было и в помине, туман снова стоял сплошной стеной.

Посмотрел на компас, стрелка показывала четко на

север, он отклонился от курса, выровнял лодку.

Бывший каперанг Федор Конев, шел к своему дяде на Васильевский.

У него выдались свободных три дня, и он прилетел из Испании, чтобы повидать близкого ему человека, которому был обязан очень многим.

Своих родителей Федор потерял когда ему было шестнадцать лет, и дальнейшую его судьбу определил его дядя, Конев Иван Васильевич-профессор геологии и геофизики.

После окончания школы Федор поступил в мореходку, с отличием ее закончил, и попал служить на один из кораблей Северного военно-морского флота.

Служба, как и учеба до этого, давалась ему легко.

В определенные сроки получал очередные воинские звания, со временем дослужился до каперанга.

С подчиненными был строг, но справедлив, с сослуживцами всегда в ровных отношениях, от начальства старался быть подальше, но это не мешало его карьерной лестнице.

Просто он всегда был трудоголик, и начальство знало, на кого можно опереться, и кому можно доверять.

На горизонте уже поблескивали погоны адмирала, и Конев шел к ним уверенно, ничуть не сомневаясь в том, что так оно и будет.

Вся эта идиллия закончилась в один день, когда по неизвестным причинам погиб,;Курск;, и еще по более неизвестным, его не сумели спасти, хотя казалось, что возможности для этого есть.

На всем Северном флоте стоял глухой ропот в связи с этой ситуацией, раздавались и открытые голоса недовольных тем, как проводилось спасение подлодки.

Конев кипел от досады и злости на бездействие начальства, но вслух об этом не высказывался.

Но при встрече с командующим флотом плюнул при всех тому в лицо.

– Это тебе за; Курск; гнида…

После чего развернулся, и не спеша отправился на свой корабль собирать вещи.

Весь флот с удивлением и тревогой обсуждал эту новость.

Тихоня Конев прилюдно плюнул в лицо самому командующему флотом.

Расплата не заставила себя ждать, в тот же день Конева с треском вышибли с флота, и в свои сорок лет он оказался на улице, служебную квартиру тоже отобрали.

Конев вернулся в Питер к дяде.

С месяц просто бесцельно ходил по городу, осунулся и казалось даже постарел.

Дядя, видя все его метания и переживания, наконец не выдержал, и сказал ему.

– Федя, ты бы напился что ли, а то тошно на тебя смотреть, в гроб краше кладут.

Но Конев пить не стал, он вдруг пропал на неделю, потом вернулся враз посвежевший, бодрый и деятельный.

– Вот, что, дядя Ваня, уезжаю я…

– И как далеко, и надолго?

– Надолго ли, не знаю, в Испанию…

– Буду испытывать военные корабли…

– А, что, у испанцев свои моряки закончились?

– Да не у испанцев, корабли частному лицу принадлежат, магнату…

– Ну вот, частные лица уже имеют свой флот, свою армию, что-то дальше будет…

Конев тепло попрощался с дядей и в тот же день улетел в Мадрид.

И спустя два года ему наконец удалось вырваться в Питер.

Все эти два года, он ежемесячно переводил дяде по тысяче долларов.

Дядя первые месяцы возмущался, но Федор упорно отсылал ему деньги, и тот сдался.

Конев взбежал на третий этаж, позвонил несколько раз, наконец дверь открылась.