Родион Белецкий - Люди без совести

У него была форма и был пистолет.
Было много злодею отпущено лет.
Много сил для командного крика,
а поди-ка…

Как Поддубный силен, как Баталов красив.
Все прошло. Вот старик разбирает архив.
Пальцы трогают клей на конверте.
Дело к смерти.

Вера в Христа
меньше фигового листа,
слабее голоса в дальней комнате.
– «Во словесех твоих»… дальше напомните?
– Сорри, я не напомню, нет.
Вера с обеда. Сейчас обед.
Бог его знает, когда откроется.
– С праздником.
– Праздник?
– Сегодня Троица.

Родина – пыль на стыках,
стояние долгое на перегонах,
короткие юбки на чиках,
(а чики – в погонах).

Холод – плохо, жара – плохо,
дохнут люди от скуки.
Возлюби ближнего, только не лоха,
и ходи, широко расставив руки.

Наша Родина – это кастрюля
с кипятком и скачущей крышкой.
Наша Родина – это пуля
с олимпийским веселым мишкой.

Правду ищешь с миноискателем,
находишь пивные банки.
– Мама, мама, я стану писателем,
на полигоне описывать танки!

Любовь в двух случаях из пяти,
и всех постоянно жалко.
Счастье возможно, но на пути
карцер и коммуналка.

Калашников бравый построил чертей,
поздравил их с Новым Годом.
Больше не будет нелепых смертей,
а будут пряники с медом.

Набожный чернорабочий,
маясь в чужой стране,
светлой московской ночью
дань отдавал жене.

Образ супруги милой
крепко зажал в руке.
Вспомнил, она ходила
голая, но в платке.

Не баловство, не похоть,
строго: туда-сюда.
Только б с тоски не сдохнуть,
после эрзац-труда.

Утром в пять тридцать вскочит,
битва за кипяток,
после до поздней ночи
будет кидать песок.

Стыдно и сладко дяде.
родина далека.
Как часовой в наряде,
ходит его рука.

Однажды русская жена
сидела в Дублине одна
с бутылкой виски.
Что за дурацкая страна;
в двенадцать не найти вина,
всё по-английски!

Ирландский муж
сбежал под душ,
потом – к сеструхе
скорее ноги унести.
Он знал, что может огрести:
жена не в духе.

Конец привычным тормозам,
и после виски был бальзам
с душком аниса.
Никто не знает, а она
не просто русская жена,
она – актриса.

Ведь это правда: был успех,
она на курсе лучше всех,
звезда прогонов!
Её улыбкой одарил
и комплименты говорил
Жендос Миронов.

Сглупила. По ее вине
остался в сумрачной стране
любимый Леха.
Горит на кухне русский газ,
и слезы капают из глаз,
и очень плохо.

Увы, бальзама больше нет.
встречает розовый рассвет
веселый Дублин.
Погас на кухне русский газ…
О чем тут говорить сейчас?
Талант загублен.

Я ожидаю скромной ласки
от дамы в желтой водолазке.
И на щеках пунцовой краски
имею искренний мазок.

А в Центре вечер так обилен,
разносторонен, рокабиллен,
под звуки дальних сексапилен
попробуем еще разок

поверить в то, что мира нету,
что много грязи, мало свету,
что к пожелтевшему скелету
еще «кудрявые» спешат.

Что между нами все закрыто,
что на земле лежит корыто,
что Маргарита – это Рита,
что Алабама – это штат.

Попробуй все же затаиться,
пока язык еще дымится,
пока не видит заграница,
пока по берегу реки,

друг другу громко возражая,
на сапоги плевки сажая,
распоряжаясь и мужая,
проходят в рифму рыбаки.

Гложет, гложет, гложет, гложет,
помогите, кто чем может.
гложет, с ночи до утра.
Утром – черная дыра,