Анна Громова - Палитры смерти

Я почувствовала так знакомое мне ощущение ваты в ногах. Наверное, мои колени даже слегка согнулись. Я снова остановилась, как вкопанная и не могла отвести от него взгляда….а он….он поманил меня к себе рукой и усмехнулся одним уголком губ…

Я вспомнила себя, когда на непослушных своих ногах уже почти подошла к нему на расстояние вытянутой руки. Что я делаю и что происходит? Он поманил меня рукой, как строгий учитель нашкодившую школьницу и я, даже не задавшись вопросом нормально ли это, нужно ли это и вообще, с какой стати – просто пошла, как послушный щенок. Запоздалое чувство гордости (а почему, собственно, не он подошел ко мне?) всколыхнулось во мне на мгновенье… и разбилось вдребезги об его спокойный и теплый взгляд. Его глаза, насыщенно голубого, отдающего в синеву (линзы?) цвета смотрели на меня легко и невинно. В мире существа, которое смотрело на мир такими глазами не было места пустым ужимкам и гордости, не было места и умышленной обиде… все эти дни моего раздражения на его навязчивое внимание просто расстворились в воздухе с последними остатками рассветного тумана.

Я подошла и послушно остановилась в ожидании непонятно чего, не в силах ни говорить, ни думать. Изо всех сил я попыталась отвести глаза от его магнетического взгляда, но это было невероятно сложно. И я не чувствовала неудобства или неловкости, которое часто испытывают люди при первом знакомстве, если упорно и настойчиво будут глядеть в глаза друг другу. Вовсе нет, другое было с нами. Это было… естественно, как день и ночь, легко, как теплый морской ветер в волосах. Мне было уютно и я была спокойна и я была… дома.

Он смотрел на меня какое- то время и молчал, потом усмехнулся и закусив край нижней губы, опустил глаза в свой блокнот и начал оживленно что- то там помечать. А я, лишенная своего теплого убежища в его глазах, вернулась в мир, вернулась на улицу, на эту ненастную набережную Волги в один июльский понедельник..Это было, словно я очнулась от очень хорошего сна и очнулась не по доброй воле, а потревоженная чем то грубым и несправедливым. Слегка подбоченясь и задрав вверх правую бровь – моя обычная поза недоуменного возмущения в связи с затянувшимся ожиданием – я слегка кашлянула. Он продолжал делать пометки в блокноте и это стало меня немного беспокоить. Я посмотрела по сторонам, создавая впечатление, что ужасно куда- то тороплюсь и вообще не понимаю, что я тут стою и трачу свое время непонятным образом. Потом снова взгляд на него, на лице уже выражение явного нетерпения. Да, я была слегка не в своей тарелке и злилась на себя и на него за то, что приходится так неловко себя чувствовать и при всем при этом, быть не в силах нарушить молчание или просто уйти. Ну все, хватит, подумала я. Спрошу, что все это значит и что он от меня хочет. Это перебор. Я открыла рот, что бы сказать банальное – прости, я спешу, может, ты все таки скажешь, зачем меня звал, но в этот момент он перестал черкать в блокноте и оценивающе посмотрел на свои записи, слегка наклонив голову в бок и насмешливо выдохнув воздух..

– Ну, так я и знал. Теперь порядок. Извини, что отвлекаю, ты наверное, спешишь – он снова навел на меня прицел своих глаз и утопил меня в море забвения и успокоения.

– Ннет.. вовсе нет, на работу да… надо, но еще полно времени… рано встала сегодня почему то.

– Ну да. Утром тут красиво. Тихо и спокойно, умиротворяет. Ни в какое другое время дня ты не сможешь почувствовать себя так явно наедине с собой и настоящей частью этого огромного и гармоничного целого..этой вселенной. Можно сказать, что в такой тишине и уединении можно услышать бога в себе, поговорить с ним. Я люблю раннее утро, даже в больших городах… не то, но хотя бы отголоски….– он немного помолчал, улыбаясь и думая о чем то, потом улыбка медленно ушла с его лица- я ждал тебя на прошлой неделе. Был тут каждое утро. А ты не приходила. Я очень надеюсь, что я не стал причиной этого? Хотя, это, наверное, слишком самонадеянно..– он снова улыбнулся мне и эта улыбка была волшебна. Мне непередаваемо захотелось обнять его и рассказать ему все, даже то, чего не было на самом деле, лишь бы он думал, что он стал причиной любой в моей жизни ситуации, тронувшей мое сердце. Но я быстро взяла себя в руки и хотя его глаза продолжали полоскать меня в теплой и нежной прибойной волне райского пляжа, я все таки старалась отвечать и выглядеть вполне разумным и устойчивым собеседником.

– Нет. Просто было много работы, уставала и не могла заставить себя встать раньше. Знаешь ли, я тут недавно, на стажировке, еще не освоилась..да и почему ты подумал… – я показалась себе неотесанно грубой и резкой. Как ты с ним говоришь? Как будто топчешь клумбу с незабудками в центре города. Он такой… такой милый. А ты – грубиянка какая то, добавь мягкости в голосе..

Брррррр. Да как такое может быть, почему меня беспокоит все это и до такой степени. Как будто я никогда не общалась с мужчинами. Как будто забыла, как улыбаться, шутить. Я чувствовала себя топорной маленькой девочкой, которую в спальне за игрой в куклы застукал прилетевший на пегасе принц из сказки в красивом белом плаще и постучавший в окно на 10 этаже панельной многоэтажки…

– Понятно. Я знаю. Знаю, что ты недавно здесь..Не спрашивай откуда, хотя я тоже не так давно приехал и скоро снова уеду. Я по делам – снова улыбка – но я бы не хотел, что бы ты вот так снова пропала…

Я виноватая ученица. Я испуганный воробей. Я плохая девочка. Как смела ты пропасть вот так и заставила его ждать себя?

– Да я …не пропаду. Я каждое утро хожу на пробежку. Просто так получилось на прошлой неделе..случайно.

Он смеялся. Так невинно и красиво и закрыл глаза и его детски-ангельское лицо было таким проникновенным, таким непосредственным. Все было так просто для него. Весь этот разговор… странный разговор был очень понятным и серьезным. Все было очень важно, как это важно у детей в их милой и невинной игре и только дети могут быть так обезоруживающе серьезны, задавая странные вопросы и получая странные ответы.

Продолжая улыбаться, он развернул ко мне свой блокнот, в котором несколько минут назад делал свои записи. Я остолбенела и почувствовала, как медленно ползет вниз ставшая невероятно тяжелой, моя нижняя челюсть. Воздуха не хватало и я шумно сглотнула полный рот сухой пустоты.

На листе блокнота, величиной с обычный тетрадный лист, была нарисована я. И эта нарисованная я стояла на фоне реки и металлического бордюрчика на краю набережной. А за мной на сером небе пробивались робкие лучи рассветного солнца. Где- то высоко парила птица, цепляя крыльями небольшое облачко. А далеко, на той стороне реки виднелись маленькие пестрые домики и куда -то держал путь едва различимый в тумане теплоход. А я стояла на фоне всего этого. Стояла вполоборота и смотрела на него, как тогда, когда впервые мы встретились на этой набережной и когда он так разозлил меня своим настойчивым и наглым взглядом. Это было удивительно, но ему удалось даже запечатлеть на моем лице именно то выражение – недоумения и возмущения, которые, вероятно, я испытала в тот момент. Это была совершенная копия меня, перенесенная на бумагу простым карандашом и весь этот карандашный мир вокруг был настолько реальным, живым, что невольно мне показалось, что я прищурила глаза и вот- вот отвернусь и демонстративно пойду к выходу с набережной. А птица полетит дальше и поплывет по своим делам теплоход. А люди из маленьких пестрых домиков побегут на работу и река величаво понесет свои волны вдаль, совершенно не беспокоясь о том, что это мир нереальный а нарисованный, хоть его так сложно отличить…