Александр Ермак - Крейсер «Суворов»

Олег аккуратно вложил черный волосок в книжку «Боевой номер», вернул ее на место. Снова взялся за недописанное письмо. Перечитал:

«Привет!

У меня все хорошо. А по поводу нашего разговора вот что я решил…»

Набрал полную грудь воздуха и продолжил письмо следующими словами:

«…надо все-таки за собой больше следить. Тогда и командиры и корефаны будут более уважительны. Так что хочу…»

Олег выдохнул, сделал паузу, вздохнул, посмотрел на дневального, на кубрик и снова, набрав полную грудь воздуха, написал то, что должен был:

«…хочу купить себе новую бескозырку, а то старая совсем поистрепалась…»

После этих, многое значащих для получателя слов все пошло гораздо легче. Он написал и про отвратительную местную погоду, и про «чифан», и про то, что снова вышли в море. Закончив с письмом, Олег старательно вывел на конверте буквы адреса, цифры индекса. Наслюнил было палец, но потом вытер его о робу: заклеивать не стал. Сунул письмо в тот же брючный карман. Думал, что, покончив с посланием, успокоится, но расслабиться не удавалось: как будто все-таки не доделал что-то. Олег попенял себе: надо бы сейчас же заклеить конверт и послать дневального, чтобы тот сходил до помещения клубной команды и бросил послание в почтовый ящик. Тогда уже точно будет покончено с письмом, и можно забыть про него. Но что-то скребло на душе, что-то мешало сейчас же довести дело до конца. Темнов догадывался, что это за «что-то», но не хотел думать о нем. Чтобы отвлечься и расслабиться, направил мысли на другое. Вспомнил, как, простившись с родными и Аленкой, прибыл в «учебку» на Русский остров: «Я не забуду много лет, прозрачный суп и черный хлеб…»

Но и о проклятой «учебке» Олегу думать тоже не хотелось. Гораздо приятнее было вспоминать жизнь после Русского острова. Темнов не только попал на флагман Тихоокеанского флота, но и отправился в увлекательное путешествие на край света.

Повеселев от приятных мыслей, Олег даже стал напевать про себя песенку из голубой тетрадки:

Немногим призывникам повезло, как Темнову, прошедшему столько океанов и морей. О таком приключении можно рассказывать и детям, и внукам. Слушать будут, раскрыв рты. Столько дальних стран ему удалось повидать…

Воронок ждал возвращения музыкантов, которые, как и все после отбоя приготовления корабля к бою и походу, сразу же ушли на большой сбор. Прохаживаясь по кубрику, Сергей чувствовал себя очень необычно: казалось, дрожит не только палуба под ногами, но и что-то в животе, а еще немного нарушилась координация движений. Приятного в этом было мало, но он не сомневался, что привыкнет к морскому волнению. За несколько дней на корабле Воронок много к чему приспособился, многому научился. Он уже свыкся с тем, что по утрам матросов поднимает гимн Советского Союза. Раньше Сергей любил эту красивую, торжественную мелодию, но теперь ненавидел и не понимал: какой дурак придумал будить ею спящих пацанов?

Соскочив утром со шконки и уже не удивляясь, что Бес и другие усатые продолжают спать, Воронок привычно выбегал на верхнюю палубу, затем по трапу на стенку, где экипаж, представленный, в основном, молодыми матросами, делал утреннюю зарядку. Немного помахав руками, проснувшись и разогревшись, Сергей возвращался в кубрик и, убирая свой матрас с рундуков, наблюдал, как командир оркестра стаскивает со «шконок» недовольных таким пробуждением усатых.

Пока Воронок ходил в гальюн, Корыто уже возвращался в кубрик с завтраком. После приема пищи Сергей теперь уже вместе со всеми выходил на утреннюю поверку. Большинство усатых, правда, на верхнюю палубу подниматься не собирались:

– Скажете, что я после вахты… А я – перед дежурством… Я – на вахте, за дневального пока посижу…

Так что выстраивались в два ряда на корме-«юте» корабля большей частью опять же молодые матросы. Офицеры, которые появлялись перед строем в полном составе, матерились и засылали гонцов по кубрикам, пытаясь вытащить наверх всех «послепередвахтенных». Но усатые все равно не выходили, и командирам не оставалось ничего другого, кроме как доложить:

– Весь личный состав подразделения построен за исключением тех, кто находится на вахте…

Под звуки оркестра вахтенный старшина поднимал военно-морской флаг на флагштоке. После этого старший помощник корабля зачитывал разные инструкции, приказы по флоту и флотилии. На старпома очень неодобрительно смотрел отвечающий за состояние верхней палубы главный боцман: ему очень не нравилось, что Хайлюк, будучи малого роста и желая видеть всех, забирался ногами на грибок вентиляции. Воронку объяснили, что нельзя браться за поручни-«леера» на бортах, вставать на крашенные части и любые механизмы. Но старпом вот себе позволял…

После построения была утренняя приборка, в которой и Воронок также теперь принимал участие. «Тянуть» палубу было не так уж сложно. Единственное, что делать это полагалось быстро, так что пару раз он упал и «подмочил свою репутацию».

Оказалось, что не только приборку, но и все на корабле нужно делать бегом. Особенно нельзя медлить на трапе: легко можешь получить пинка от тех, кто за спиной. Так что Воронок поспешал, громко стуча каблуками по балясинам. Более опытные матросы не сбегали, а съезжали по трапу, опираясь руками на поручни.

После приборки на корабле начинались проворачивание механизмов на боевых постах, следом – учебные занятия, тренировки, а у корабельного оркестра – репетиции. Воронок и Удод посвящали это время изучению корабля, распорядка дня и приведению формы в порядок.

Корыто помог Сергею с помощью бритвенного лезвия обрезать голенища сапог, которые выдали в экипаже:

– Это же корабль, а не казарма. Неудобно здесь с таким длинными голенищами…

Так что получились у Воронка кирзовые «полусапожки». Никто на них не обращал внимания, но Сергею, конечно, очень хотелось иметь настоящие матросские ботинки на резинках – «прогары». Выдадут ему такие, однако, еще только через год.

Также Корыто помог сделать новые погоны по трафарету: экипажевские на корабле «не котировались». Для изготовления «правильных» брался кусок старой робы, выкраивался «квадратик» и на него через вырезанные буквы краской наносилось «ТФ» – Тихоокеанский флот. Трафаретом же сделали Воронку и надпись на нашивке нагрудного кармана. На ней указывается боевой номер, пропечатываемый черной краской по белой основе. На эту белую основу пошли кальсоны, которые выдали в экипаже. Когда в кубрике их увидели среди прочих вещей аттестата, то долго ржали: