Вера Синева - Этюды о Женщине

Выходной день, я с подругами Людой и её старшей сестрой Светой зашли в книжный магазин. Мы туда заглянули и подошли к стенду с открытками. Сёстры стали выбирать самые красивые открытки и зачем-то запихнули мне их под кофточку, а сами пошли на выход. Я пошла следом, придерживая руками кофточку, чтобы открытки не упали. Ко мне подходит продавщица, хватает меня за кофточку, оттуда вываливаются открытки. Она начинает истошно орать, обвиняя меня в воровстве, а я моргаю и ничего понять не могу. Потом начинаю безудержно реветь, она ослабевает свою хватку и произносит:

– На первый раз я тебя прощаю, иди домой, но чтобы больше этого не было.

Я, вся зарёванная, выхожу на улицу, а моих подруг «и след простыл». Прихожу домой и всё рассказываю бабушке, даже не понимая, что такого ужасного я сделала – настолько я была наивной простушкой. Бабушка меня успокаивает, как может, и я понемногу перестаю безудержно рыдать, а минут через 20 вообще обо всём забываю.

На нашей улице, где я жила, стояла столовая. В ней продавалось пиво в розлив, просто необходимая вещь для русского мужика. Там всегда было полно народу, в основном мужское население нашего маленького посёлка. В этой местной достопримечательности было не только пиво, но и всякие, разнообразные закуски к нему. Также там можно было недорого позавтракать, пообедать и поужинать. Я любила туда ходить, чтобы поесть жареных кальмаров. Я еще не ходила в школу, но меня без опаски отпускали туда одну, так как все друг друга знали, и не было почти никогда никакого криминала. Только могли мужики напиться пива, а может ещё чего «из-под полы», и друг друга поколотить. Повод уже и не нужен. Всё начиналось с фразы «ты меня уважаешь?», если не следовал немедленный ответ, то начинался мордобой. Друг друга поколотят, потом успокоятся, вытрут кровь, у кого где есть, потом обнимутся, на том всё и прекратится. Вот и весь криминал. Я зайду в эту забегаловку, мужчины посмотрят на меня, скажут, что это внучка Кошкина Фёдора и пропустят меня, маленькую, без очереди. Вот такие тогда были люди!

По телевизору стали показывать польский сериал про войну «Четыре танкиста и собака». Хотя я ещё маленькая, но я «влюбилась» в главного героя Янека. У моего дяди был друг, очень похожий на артиста, исполнявшего эту роль. Когда он шёл в гости к дяде, тот увидев его говорил мне: «Идёт Янек», и я стремглав бежала куда-нибудь прятаться. Тогда я даже не понимала, что это совсем другой человек. Один раз не успела сбежать и столкнулась с двойником моей страсти. В руках у меня была кружка с горячим чаем, я споткнулась и содержимое вылилось дядиному другу на причинное место. Он взвыл от боли, а я быстренько «испарилась», как-будто меня и не было. Больше я почему-то не испытывала страсть к Янеку, к тому же вскоре и сериал закончился.

Наступает канун Нового Года. Мама с соседом собираются в лес за ёлкой: берут каждый по топору и какую-то верёвку, чтобы обмотать ею ели, которые они срубят в лесу. Их нет примерно час, а может и больше. Заходит мама, а в руках у неё обмотанная верёвкой пушистая ёлка. Моей радости нет предела, я почему-то прыгаю от какого-то восторга по поводу этой большой красиво пахнущей ели. Спешно помогаю маме её размотать. Делаю это по-детски неумело, мама раздражается и просит не мешать. Я смиренно стою в стороне и наблюдаю за волшебством, творящемся на моих глазах: ёлка размотана, поставлена в ведро с мокрым песком. Потом мы уже вместе её наряжаем: цепляем шарики на ниточках, всяких красочных зверушек на металлических зажимах, напоминающих прищепки. На макушку ёлки водружаем наконечник в виде звезды (обязательный атрибут советских времён), далее ставим под ёлку деда Мороза и Снегурочку, сделанных из папье Моше и очень красиво разукрашенных. А ещё, как ни странным это покажется, нанизываем конфеты и мандарины на ниточки, и их тоже вешаем на ветки. Просто в советское время хорошие конфеты и мандарины были в страшном дефиците, было огромной удачей их купить. В советское время – это называлось «достать», то есть выстоять огромную очередь в магазине, часов так несколько. И вот оно счастье – этот дефицит висит на моей пушистой красавице! Мама в приказном порядке говорит:

– Виктория! Не вздумай до наступления Нового Года срывать с ёлки конфеты и мандарины. Поняла?

Я послушно киваю головой в знак согласия. От всего этого нервного возбуждения я не могу никак заснуть, долго ворочаюсь в кровати. Слышу вроде все спят: храпит дедушка, аж «стены дрожат», лёгкое посапывание мамы, и наконец завывание бабушки, это от того, что ей всегда во сне снились кошмары из-за ужасных событий, произошедших в её жизни.

События, действительно были ужасные: деда репрессировали в 1937 году, потом началась война, в первые же дни снарядом убило старшую дочь. В их город, в котором они тогда жили, пришли фашисты, они оказались в оккупации. Местные партизаны совершали всякие диверсионные действия против врага, незвано появившегося на земле наших предков и пытавшихся «приручить» их потомков, « пригладить их под свою гребёнку». Какая наивность – это не удалось ни татаро-монгольскому игу, ни польским шляхам. Глупо было надеяться, что люди, давшие присягу Гитлеру чего-то могут добиться, сделать из наших людей послушных марионеток в своих руках. После очередной вылазки партизан, немцы и их приспешники – итальянцы пришли с собаками на местный базар, отловили местных, кого смогли, построили в одну шеренгу. Заявили, что каждый третий будет расстрелян, если не найдётся тот, кто выдаст местонахождения партизан. Привели ли они свои угрозы в действие, бабушка не рассказывала, не хотела она своими воспоминаниями расстраивать меня маленькую. Ограничилась она только тем, что сказала – её минула эта учесть. Рассказывала, как на моего маленького дядю, которому тогда было 5 лет, один итальянец натравил огромную овчарку, и он убегая от неё обмочился со страху.

Дождавшись, когда все крепко заснули, я на цыпочках подошла к ёлке и сняла с неё, вопреки запретам мамы, мандаринку и конфетку и съела. Моей радости не было предела! Вот – настоящий праздник! По прошествии стольких лет, я вспоминаю всё это с какой-то грустной ностальгией – сейчас в магазинах всё есть, что душе угодно, но нет у меня такой эйфории по поводу Нового Года, как тогда! Может тогда казалось всё таким волшебным потому, что я была ещё совсем маленькая и не знала какие обиды на людей, которых считала своими друзьями, разочарования по поводу нереализованных мечтаний и иллюзий и тоска по безвременно ушедшей маме меня ждут впереди в моей взрослой жизни.

Теперь, по прошествии стольких лет, воспоминания нескончаемым потоком всплывают из моего подсознания, и в голове моей бегущей строкой всплывают рифмы и облачаются в какую-то стихотворную форму.