Николай Дуюнов - Шурави советские. Записи военного контрразведчика

Я пригласил Юрия к себе в гости, он обещал приехать. Мы впоследствии часто встречались, и от каждой встречи с ним была только польза для общего дела.

Мохаммад был первым в моей практике задержанным душманом, но увы, далеко не последним.

Я доложил своему начальнику отдела о задержании Мохаммада и о его дальнейшей судьбе. Он поблагодарил за работу и дал задание проработать вопросы охраны аэродрома, складов с вооружением и боеприпасами и доложить ему в кратчайшие сроки, а с командованием обговорить практические меры по усилению охраны и обороны техники полка и аэродрома.

Эти моменты были обговорены с командиром полка Рушинским, начальником политотдела полка подполковником Бацурой, и были намечены практические меры по усилению режима охраны объектов, повышению политической бдительности личного состава.

Создали выносные посты, усилили их технически, поставили сигнальные мины, стали практиковать засады. И в результате этих мер были уничтожены еще две группы диверсантов. На какое-то время нас оставили в покое.

Через два дня улетала в Союз эскадрилья Ми-24, воевавшая с первых дней в Афганистане. Улетала домой – в Рауховку Одесской области. Утром накануне вылета мне звонит начальник Особого отдела КГБ по 201-й дивизии подполковник Утяшев и приказывает прибыть в отдел к 6 часам утра для участия в оперативной комбинации. Приказ есть приказ, его надо выполнять, тем более что приказывает старший оперативный начальник. В указанное время я был в отделе Утяшева, здесь мне определили задачу по блокировке вылета эскадрильи, без команды Утяшева ни один вертолет не должен был взлететь. Я отправился на СКП и довел задачу до офицеров полка. Они с пониманием отнеслись к моей просьбе и заверили, что ни один вертолет не взлетит без разрешения Особого отдела. Позвонил Утяшев и попросил прийти к вертолетам эскадрильи. Я подошел, там сотрудники Утяшева проводили выемки каких-то узлов, свертков, баулов. Все это грузилось на машины Особого отдела 201-й дивизии и увозилось к ним на склады. Узлов было около 15, упакованы они были в какие-то мешки. Что было в них, я не знал. По окончании выемки Утяшев приказал всем прибыть в отдел, где мы должны были подписать документы об изъятии материальных ценностей из вертолетов. Пока мы с другими работниками отдела пришли в отдел, а туда было не менее двух километров, там заканчивали составление протоколов, которые нам оставалось только подписать. Мы подписали бумаги, в которых перечислялись материальные ценности, изъятые при обыске, и затем каждый ушел по своим объектам.

На следующий день меня пригласил к себе Утяшев и сказал, что в эскадрилье, по данным их агентуры, готовилась операция по контрабанде в Союз партии кристалона, купленного в Афганистане для перепродажи и получения прибыли офицерами эскадрильи, но они ее пресекли, и теперь материал будет сдан в прокуратуру дивизии, а затем реализован в дуканах Кундуза, а деньги будут перечислены в Союз.

Еще через день мне звонит один из работников Утяшева и предлагает поехать в Кундуз, где переводчик Утяшева будет сдавать изъятый материал в магазин. Нечасто была возможность побывать в Кундузе, я дал согласие, и на следующий день мы на нескольких БМП выехали в Кундуз. Переводчик, таджик по национальности, о чем-то говорил с афганцами, сдавал им материал, а мы глазели на магазины, на афганцев, на эту экзотику – в общем, нам и дела не было до того, чем занимался переводчик. Дело было сделано, и мы вскоре поехали назад в гарнизон. По приезде Утяшев поблагодарил переводчика за сделанное дело, а нам сказал, что мы заслужили поощрение за участие, хотя мы только сопровождали его, не более. Еще через день Утяшев каждому из нас четверых, сопровождавших колонну, вручил по магнитофону «Трайдент» за обеспечение операции по реализации оперативной информации по контрабанде материала эскадрильей Ми-24 Кундузского гарнизона. Эскадрилья была отдельной и командованию моего полка не подчинялась, и поэтому реализацией оперативных данных занимался Особый отдел 201-й дивизии.

Я через день доложил своему начальнику о данной операции и получил указание изложить это все справкой, что я исправно и сделал.

Впоследствии этого документа не нашлось в архиве Особого отдела по авиации 40-й армии, что стоило мне должности и службы в органах КГБ. А пока жизнь в Афганистане только набирала обороты.

Одна из моих эскадрилий располагалась в гарнизоне Файзабад, куда я входил с 860-м отдельным полком из города Ош, где он и располагался. Командовал эскадрильей Герой Советского Союза майор Василий Щербаков по прозвищу Рыжий. Этого невысокого, крепкого офицера знали во всем Афганистане. Герой. Его эскадрилья наносила душманам всегда неожиданные удары, уничтожала их склады, засады на дорогах. Неутомимым летчиком был Василий Щербаков. По несколько вылетов в день, в условиях жары, под обстрелом пулеметов ДШК он всегда точно выходил на удар, под огнем вывозил раненых советских и афганских бойцов, доставлял боеприпасы, продукты питания.

Василий Щербаков был удостоен высокой чести представлять коммунистов Афганистана на XXVI съезде КПСС. Впоследствии Щербаков – слушатель Военной академии им. Ю. А. Гагарина.

Вот в эту эскадрилью я и полетел 26 июля с экипажем вертолета Ми-6, который доставлял горючее и продукты. Было очень жарко, вертолет, несмотря на его большие размеры и груз, бросало то вверх, то вниз. До Файзабада лету минут 40. Внизу желтая выжженная земля, попадались отдельные кишлаки, поля с убранным урожаем, его молотили дедовским способом – коровами топтали снопы, а затем вручную молотили и веяли. Это в нашем-то ХХ веке.

Файзабад – маленький городок, запомнившийся мне еще по первому пребыванию в Афганистане при вводе войск в 1979 году, расположенный по берегам бурной горной речки Кокчи в ущелье, а кругом – горы высотой более 3 500 метров. Узенькие улочки с расположенными на них дуканами (магазинами) создавали восточный колорит. Та же пестрота нарядов, шум базара, настороженность во взглядах. И полное отсутствие женщин. Сплошной мужской коллектив. Я уже говорил, что у афганцев большие семьи, детей рождается много, и не все они, конечно, выживают. Многие болеют рахитом, немытые, чумазые, полуголодные. Разве выдержит сердце настоящего русского человека при виде этих умоляющих невинных глаз? Их отцы, старшие братья ушли в банды, их, очевидно, мало беспокоила судьба оставшихся детей. Я позже задавал вопросы задержанным бандитам о причинах такого отношения к детям, и ответ меня поражал:

– На все воля Аллаха, Аллах дал – Аллах взял. Ни больше, ни меньше.

Мы отдавали детям свои пайки, мыло, одежду, обувь. Они зимой ходили в калошах, а ведь зимой бывает и до 20 градусов ниже нуля. Меня удивляло и другое: такой трудный язык, как русский, дети осваивали за год-другой и были переводчиками при нашем общении со взрослыми. Дети – неутомимые труженики. Солнце еще не встало, а они уже собирают курай (траву) для растопки печки, пасут скот, продают воду, сигареты, разносят товары по заказам. Поражала их честность: никогда ребенок не брал лишнего, всегда надеясь на бакшиш – подарок, скорее чаевые по-нашему. Мы все, имеющие детей в Союзе, старались хоть капельку своей тоски по дому скрасить общением с афганскими детьми. А изверги-душманы использовали их для сбора разведданных о наших войсках, готовили из них убийц, диверсантов. А учитывая то, что они физически были менее развиты, чем наши дети, и выглядели младше, они не вызывали у нас подозрений, что было на руку душманам. Но дети во всем мире, по-моему, одинаковы. Из этих полуголодных, любопытных должны были вырасти хорошие помощники народной власти. И мы делали все для того, чтобы в нас они видели прежде всего друзей.