Игорь Родин - Совесть палача. Роман

А вот от тюфяка Павлова я такого не ожидал. Он мой зам. по тылу. Ему-то вообще кресло почти не светит. Не той масти он, не на то учился. Хозяйственник и менеджер он хороший, но организацию, логистику и аудит он не потянет. Да и характер не командирский. Хотя, у меня тоже не маршальские замашки, но я хоть умом могу взять, образование позволяет. А этот – пингвин с десятью классами, пролез в тыловики по блату. Брат двоюродный у него в УФСИНе какой-то «шишкой» трудится. Вот и подтянул бывшего «лейтёху» в подполковники на тёплое местечко к нам в колонию. При мне этот тюлень рос в званиях не по дням, а по часам, как Гагарин в своей космической «шароборке» «Восток»!

Так ты смотри, и этот волк тряпочный не в тот лес смотрит. Разделяет он! Это я вас разделю и повлавствую! Веди учёт и пересчитывай вверенное добро, кладовщик в погонах! И не суй свою рыбную морду в мясной ряд! Хотя, морда у него, как раз, свиная. Такое рыло, за неделю не обгадишь. Типичный такой, хрестоматийный тыловик. Одни упыри кругом. Так чего я хотел? Это нормальное состояние для любого учреждения такого, да и любого, типа. Обычный биогенез клубка ядовитых змей. Нормальная стандартная банка с пауками.

Только я выпадаю из обоймы. Много думаю. Хищники не думают долго, они работают на инстинктах. Рефлекс всегда быстрее самого хитрого плана, рождающегося в раздумьях. Зверь не планирует атаку, он просто начинает двигаться, а мышечная память и минимум стандартных отработанных моделей действия доделывают дело. Скорость, время и решительность определяют победителя. Когда всё время крутишься, не думаешь, а всегда делаешь, идёшь на опережение, разыгрываешь простые схемки в два хода. Потому что сложную стройную красивую многоходовку развалят твои же бездарные тупые коллеги. Пауки не играют в шахматы. А я не играю в паучьи подлянки.

Я над игрой. Конечно, приходится ставить заслоны, оборонять крепость, делать превентивные шаги, но я никого нарочно в дерьмо не окунаю. Не топлю и не уничтожаю. Бывает, предупреждаю. Бывает, подлавливаю и перевербовываю. Того подкупаю, другого запугиваю. Но, как рачительный гроссмейстер, берегу каждую пешку. Без дела, для удовольствия, никого не уничтожаю. Держу всех близко к себе. В партере легче их контролировать. Со спины неудобно им бить. Мне интересен процесс, а не результат. А то, что это всегда было, есть и после меня останется, так тут я солидарен. Зачем схему менять? Когда она хорошо работает? Пусть, схема порочна, но это единственное, что работает. Другие отмерли, засохли и отвалились за недееспособностью. В этом Датском королевстве только так всё и существует. Только так всё и делается. Вот только запашок по нему тянется отвратный. Смрадный. Сгнило что-то в этом королевстве. Или таким уже тухлым и родилось? Петя сказал, мысли пачкают мозги. Это не так. Мысли приносят аромат тлена. Не думай, и тогда миазм отпустит, уйдёт и растворится в безмыслии. В праздной простой, как арифметическое уравнение, схеме бытия: спи, жри, трахайся, филонь на работе, дави нижнего, плюй в слабого, бей доброго и сдохни в срок, желательно предпенсионный. Будь, короче, счастлив, человек! Выбор за тобой. Или здоровый румяный кретин без тени мысли и сомнений, или пьющий ипохондрик, кашляющий от запаха гнили.

Только крепкий запах зверя, львиное острое, шибающее в нос амбре заглушает тяжкую вонь окружающего бытия. Бодрит, как нашатырный спирт, но не приносит осознания. Не прийти в себя от этого звериного настоя, а только отвлечься от болотной хмари вокруг. Из одной кучи унылого дерьма в другую. С тумбой, обтянутой плюшем и непременным потёртым пегим львом. Вот так и живу, запертый на арене с собственной совестью, идущей в непременном наборе, чтобы не бродить впотьмах на ощупь по вонючему смрадному болоту. Ибо стать обратно бессмысленным организмом не могу.

Так что пусть себе копают, собирают материал, замешанный из фекалий праздной трепотни, гнилых водорослей слухов, скользких лягушат догадок и домыслов на мутной жидкой болотной водице слепой человеческой ненависти и чёрной душной зависти. Сами же им и поперхнутся. Ведь начальник Особого отдела – мой хороший друг. Этот товарищ не из их серии. Он скорее ближе к прокурору Костику. Правильный человек с верными понятиями. А то, что должность у него фискальная, так это даже к лучшему. Такой, по личным причинам, из собственной неприязни, никого не утопит. Посчитает ниже своего достоинства. К нему относятся неоднозначно. Потому что сам он человек контрастный. Эдакая гремучая смесь кристальной правильности и безграничного цинизма. Честность, прямота и откровенность, возведённые в такой абсолют, что всё это зашкаливает далеко за границы добра и зла. Парадоксальный клубок взаимоисключающих понятий. И ведь может себе позволить не только потому, что на нём наплечники майора Собственной безопасности. Он и в мужском разговоре скрутит оппонента в бараний рог. Бывший разведчик, аналитик и практик, почти шпион-диверсант. Такой он, Артём Егоров, оригинальный собеседник и головная боль для нарушителей. Для кого-то просто «обезбашенный отморозок», а по мне так изумительно остроумный «толстый» тролль-виртуоз. Хам, конечно, но обаятельный.

Впрочем, куда-то я не туда заехал.

– Тань, – позвал я ведьму, – а ты сама веришь этим басням?

– Нет. Но я фильтрую их мелким ситом. И некоторые крупицы задерживаются.

– Выходит, и ты под меня копаешь? – коряво попытался я свести всё к шутке.

– Ещё бы! – поддержала она. – Я же к тебе ближе всех! Вот подсижу тебя, скину с кресла, сама усядусь и начну казнить всех направо и налево без зазрения совести! А ты будешь гнить в «процедурке»!

– А что? С Мантиком чаи погоняем, да в нарды порежемся! Малина!

– Скорее, «клубничка». Ты не радуйся, это ещё не всё.

– Ну да! «Клубничку», как самое вкусное – на десерт!

– В точку. Тут не только клубника, тут ещё и развесистая клюква. Или бомба. Тогда не до шуточек всем станет. Я тут недавно краем уха слышала такое предположение, что наш штатный священник, отец Сергий, работает на ФСБ.

Я представил себе дородного отца Сергия с рыже-пегой полинявшей бородищей веником. В его чёрной сутане или как там она называется? С крестом в ладонь на пузе, на якорной цепи. Его пронзительный баритон, пытавшийся казаться басом. Его необычное мировоззрение, формально каноническое, но с нотками житейской простоты и где-то цинизма. Он за словом в карман не лез и относился к пастве сурово. А вот представить его мило общающимся с силовиком из всесильного комитета мне толком не удалось. Не любил он их. Да и калибр у него не тот, чтобы к нему имелся стратегический интерес.

– Вот это поворот! – развеселился я. – Так это нормально! Церковь ещё со сталинских времён тесно, ноздря в ноздрю трудились с НКВД на ниве всеобщей борьбы с врагами народа и изменниками Родины. Делали одно общее большое и нужное дело.