Игорь Родин - Совесть палача. Роман

Это он правильно делает. Ибо я собираюсь спросить его о нелицеприятных вещах. Где-то даже интимных. Вывернуть его душу наизнанку, разворошить то дна. Докопаться до сути. Установить истину.

– Иначе я бы к вам не заглянул, – я опять хищно улыбнулся.

Метаморфозы, происходящие с этим взяточником, меня удивляли. Он быстро менял настроение, но при этом не выглядел истероидным типом. Его глубокий кататонический ступор резко сменился на стандартную нормальную реакцию. Так себя ведут обыкновенные заключённые, вроде Димарика. Грустят, но не уходят в себя наглухо. Или все люди, и простые, и депутаты, в сходных условиях со временем проявляют тождественные поведенческие схемы? Что ж, посмотрим. Бросаться на меня он не склонен. А если и так, то не та у него физическая форма, чтобы застать меня врасплох. Я успею принять его встречной «двоечкой» в лоб и в пузо, чтобы сбить агрессию и не оставить видимых повреждений.

– Вы были признаны вменяемым. То есть, вы осознаёте, почему вы здесь?

– Да, – он закивал согласно, а по центру лба вдруг сбежала очередная капля.

– Вы осуждены по статье сто семьдесят и сто семьдесят три, плюс, пункт от новой редакции, определяющий вид наказания от степени коэффициента от суммы взятки.

– Да. Злоупотребление служебным положением и получение взятки в размере более миллиона рублей.

– Вы понимаете, что вас ждёт?

– Да, – в его шее словно жилы оборвались, и голова резко свесилась. – Но я надеюсь, что мне заменят… Заменят высшую меру на… На срок. Пусть и полный, пусть пятнадцать, но я ведь никого не убил! Я никого не насиловал, как этот мой мужлан сосед, что кричит мне о моей судьбе, как о решившемся факте! Я не заслужил столь радикальной…

Он сник. Плечи мелко затряслись, лицо скрутилось, словно он им попал в такой сильный водоворот, что потянуло кожу. Вадим Александрович заплакал, часто и тихо похрипывая, обиженно скривив ротик и неимоверно стесняясь своей слабости.

– Это решится в течение месяца – двух. И не я это решаю. По мне, так за должностные и хозяйственные преступления вообще не надо практиковать столь суровые наказания, – начал издалека я.

– Правда? – он даже перестал точить слёзки глазами. – Вы так считаете?

– Моего счёта, к сожалению, мало. Но я так думаю. Я не кровожаден. Я вас о другом хотел спросить. Вы-то сами что думаете? О том, что если вас всё-таки казнят, то это будет несправедливость или заслуженное возмездие?

Он вытащил чистенький платочек, промокнул лицо, потом трубно высморкался и заодно, будто стёр истерику с лица. Убрал в карман, выпрямил спину, собираясь с ответом, сунул скрещённые руки между колен, зажав их там, будто хотел спрятать их дрожь. Шмыгнул носом и даже улыбнулся. А может, просто нервы расходились, и это была ненарочная, рефлекторная гримаса. Выдохнул и принялся говорить.

– Ко мне несколько раз до вас заходил батюшка. Отец Сергий. Ваш местный священник. Он тоже беседовал со мной, успокаивал и наставлял. Это мне помогло. Теперь я со смирением приму любое решение по моему делу. Даже самое страшное. Господи, пусть минет меня чаша сия, но пусть будет воля Твоя, а не моя!

Неожиданно!

Выходит, отец Сергий уже и тут подсуетился и расколол моего клиента! Эх, жаль! Такой интеллигентный, культурный тип попался, а его прямо из-под носа увели и обработали. Теперь будет мне петь свои песни про царствие небесное и снисхождение благодати. Про искреннее раскаяние и всепрощение грехов по этому поводу.

– Он просветил меня о том, что легче верблюду пройти сквозь игольное ушко, чем богатому попасть в царствие небесное. И я понял, что мой образ жизни действительно был несколько легкомысленным. Теперь, конечно, жалеть мне не о чем, ведь имущество и так уже конфисковали, значит, свой шаг к очищению я уже сделал. И мысли свои в порядок привожу. Стараюсь искренне раскаяться в своей алчности и прочих сквернах. И ещё он говорил, что по большому счёту я самые суровые заповеди не нарушал, в отличие от остальных, тут сидящих. Не убивал никого, по крайней мере…

– Да-да, – в унисон пошёл я в атаку. – Не возжелал дома, осла и жену ближнего своего, не прелюбодействовал, не крал, наконец?

– Это всё так. И я сожалею об этом. Я молюсь, как могу. Прошу прощения у Бога. Надеюсь, это искренне. И когда молюсь, становится легче. Ведь мне есть, в чём каяться. Я не был примерным членом общества. Я крал из бюджета, я окружал себя роскошью. Я прелюбодействовал… – он замялся на миг, но решился и пошёл ва-банк, до конца: – Я больше скажу, я занимался содомией!

– Это как? – такое заявление выбило меня из колеи, как «КамАЗ» мотоциклиста, и абсолютно совратило с настроя.

– Я должен признаться. Я – гей.

– А, вон оно что… – теперь я сообразил. – Теперь это не важно. Сто двадцать первая статья, до семи лет. Хотя в данный момент эта статья стала декоративной, по ней уже давно никого серьёзно не привлекают. Скоро её вообще выкинут из кодекса. Но, по совокупности преступлений вам и так выписали «вышку», так что беспокоиться не о чем.

– В этом плане – да. Но в христианском – отнюдь! И мне очень жаль, что я родился таким неправильным. Это всю жизнь мне прековеркало. Постоянно скрывать от всех свою ориентацию! Бояться, что донесут, украдкой искать любовников! Это не жизнь! И не было у меня настоящей семьи, не узнал я радость отцовства, а теперь и никогда не узнаю!

Он опять поплыл, засочился горючими слезами, захрапел сопливым носом и отвернулся в угол. А я смотрел на это медузообразное существо, старавшееся быть искренним со мной и сам с собой, из кожи лезшее, чтобы унять свой страх, забить ему клыкастый рот хлебовом осознанной и принятой вины, и понимал, что ничего путного теперь от него не услышу. Его сильно «форматнуло» христианской темой, и что поразительно, он всей душой открылся ей, нырнул, как в спасительный Иордан и теперь плескался брызгами собственного ничтожества, смывая и смывая прошлые грехи. Такой клиент может долго мазать кашу по чистому столу, но того, что я бы хотел в нём увидеть, не покажет. Я уже пропустил этот момент осознания и раскаяния. Это, в общечеловеческом плане, даже совсем неплохо, только для меня теперь тут – пустой номер. Моё вампирское содержимое, то, что я хотел из него высосать, уже кто-то ловко умыкнул у меня из-под носа. Отец Сергий делает своё дело, как может. Обычно, все его увещевания только раздражают зеков, но тут он сработал в цвет. Что ж, иногда и у него получается наставить на путь истинный заблудшую овцу. А я, зловещий вампир, уйду теперь не солоно хлебавши.

Напоследок я уточнил:

– И что, вы это вот только теперь поняли, Вадим Александрович?

– Нет. Я всю жизнь жил с чувством вины. Всё время подспудно ловил себя на мысли, что поступаю плохо. Даже в церковь пытался ходить. Собирался покаяться, но всё время откладывал. Думал, вот-вот, улажу одно дело и всё! А потом подкатывали новые дела, искушали новые соблазны, и я опять переносил момент расплаты. И дошёл до точки невозвращения. Теперь отвечу оптом за всё.