Ольга Васильева - Разности. Сборник романов, повестей и рассказов

Я не знаю, что будет завтра и как оно будет завтра. Меня, как сказали лекаря, с моим характером и моим полухиппианским образом жизни, может трахнуть в любой момент. Если, конечно, я не перестану делать то, что я люблю. А люблю я работать до полной потери пульса, если пришла в голову какая-то идея, люблю рисовать далеко за полночь, перед этим пропахав на прямом эфире и звонками по телефону (а это та еще работенка – главреж после нее меняет, пардон, подштанники), люблю кофе, сигары и писать письма.

А если с вами случится что-то непоправимое? Кому я тогда буду писать письма?

На деревню дедушке? Константину Макарычу?

Поверьте мне – ТАКИХ писем я никогда никому не писал. Это когда они пишутся сами, когда слова льются, как мягкий воздушный поток, подхватывающий слова-лепестки и несущий их в светлую даль. Почему в светлую? Да потому, что я знаю, что опустятся они в мягкую и нежную руку, которая их примет с благодарностью…

А вы говорите – лучше сразу. А вы говорите – Афганистан. Там, между прочим, стреляют, о чем я писал выше. А могут ведь и не туда попасть. И станет еще хуже… впрочем, я повторяюсь…

Не дано человеку распоряжаться собственной судьбой, хотя он думает, что это он делает сам. Неправда это. Человек предполаг, а бог располаг – так в старину говорили. И не ешьте себя – это невкусно. Скушайте лучше пирожок с абрикосами, и запейте ароматным чаем. Тут, кстати, чай не пьют почти, а то, что продается – веник-веником… И прислушайтесь к своим ощущениям в этот момент. А потом перечитайте это письмо сначала, и сравните эти ощущения. Это я не ругаюсь. Это я за вас переживаю. А мне сейчас волноваться нельзя. Хотя как можно за вас не волноваться…

Пирожки с абрикосами, поверьте мне, лучше пуль, грязи, боли и ненависти…»

И – все. Потом, конечно же, были еще и еще письма. Исповеди, споры, размышления его, ее воспоминания…

Знаете ли вы, что такое – быть бесконечно, безоблачно, без границ счастливым?

Чтоб смеяться оттого, что сердце полно Им, что Он есть в этом мире. И что Он – вот такой. Как никогда, даже в юности, не мечталось, потому что… так не бывает. Потому что – страшно мечтать о том, что несбыточно. И вот… бывает. Все возможно. И счастье – пьянящее, сводящее с ума – бывает. Бывает Любовь до забвения себя. Бывает Нежность без границ…

Нужно только поверить и осмелиться…

И полюбить.

Одна тень омрачала это сумасшедшее счастье: Он был болен, отказывало сердце… Предстояли операции, долгое лечение. Он звал Ее своим Ангелом-хранителем – за то, что от Ее писем, Ее нежности, казалось, и боль уходила, и дышать становилось легче…

И от Ее сказок, что писались только для Него. Сказок о жизни, о любви, о Нем и о Ней. Сказок, написанных для двоих…

«Я перечитал ваши письма. Все-все. От начала и до конца. И свои тоже. Знаете, еще месяц-другой, и у нас с вами получится замечательная книга. О двух людях, которые встретили друг друга в трудную минуту. И как это здорово помогло этим двум людям эту трудную минуту пережить. Пишем мы оба весьма неплохо. И я с удовольствием отметил, что ваши письма с каждым разом все менее и менее проникнуты всякими нехорошими настроениями. И я рад, что это так!»

«. Это снова я…

И пишу вам. Потому, что мне плохо. Видно, лекаря недосмотрели что-то. Письма. Они бывают разные. Веселые. Грустные. Бессмысленные. Исполненные глубокого смысла. Задумчивые. Беззаботные. Но у всех этих писем есть одна особенность. Письма всегда приходят. И уходят. Как люди. Поэтому они живые, письма. Это наше отражение. Наше второе «я». И вот мое второе «я» (нет, это не шизофрения, в каждом из нас живут порою по нескольку человек, разных в разные моменты времени жизни), почему-то решило пойти к вам. В гости. Когда человеку плохо, ему всегда кто-нибудь нужен. Просто, чтобы сказать, что ему плохо. А я вот пришел сказать об этом вам. Я не буду описывать своего самочувствия – это скучно и неинтересно, да к тому же и не хочется про это думать. Сегодняшний случай – тому подтверждение. А так еще хочется жить! Хоть тушкой, хоть чучелом, но жить!

До встречи, мой Ангел-хранитель. Я сегодня вряд ли усну…»

Теперь она писала ему веселые письма, подбадривала и успокаивала. Возможно он – мужественный человек, и не нуждался в этом. Но КАК же ей хотелось, чтоб – нуждался. Чтоб – ждал и помнил…

Низачем. Просто так. Человек, которого даже лица она никогда не видела. Который никогда не видел ее. Но и это было неважно. Потому что оба уже ожидали писем с нетерпением, они начали становиться необходимостью. Уже не нужно было ждать ответа, чтоб обменяться письмами. Потому что стало привычкой писать обо всем, что вдруг – вот сейчас – подумалось, случилось – или неслучилось. И однажды, когда боль совсем измучила его, она написала ему сказку. О них. О Художнике и Даме.

Я совсем забыла сказать: ведь он был художник. Нет, не так. Не художник, а Художник… и в душе, и в жизни, и на холсте…

«Мой дорогой друг!

Вы не спали всю ночь, такая сильная боль? Похоже, и я уже не помогаю… а я так хотела!

Ну что бы мне такое сделать, чтоб вам стало легче?

Dавайте, я вам расскажу о том, как в один прекрасный день (или ночь, неважно! :)), встретились между звезд двое. Немолодая дама с потертой судьбой и молодой красивый художник, немного хипповатый, как он говорит…

Почему, между звезд?

Так, а где же еще может проходить Интернет-сеть?! Там она, между Большой и Малой Mедведицами. Извините за избитые названия созвездий, мне других на небе просто не найти, а без очков я вижу только Полярную звезду в ясную ночь. :)

Они жили так далеко, что только сердцем могли увидеть друг друга. И Он нарисовал для них другой мир – звездный. Он рисовал так хорошо, что звезды стали настоящими, океан неба заплескал волнами вокруг розового, старого и горбатого лунного мостика, а сам мостик оказался крепким, как и полагается старому камню.

Там были звездные полянки, усыпанные лепестками сказанных и несказанных слов, молочные туманы близости, прячущие от посторонних глаз то, что предназначено только для двоих.

Там звучала музыка. Конечно же, это была испанская музыка – страстная и томная, открытая и таинственная, нежная и туманящая голову. Она звучала так тихо, что ее слышало лишь сердце, и так громко, что ее нельзя было не услышать.

Там можно было рассказать всю жизнь одной лишь улыбкой иронии над прошедшими в хлопотах о Ненужном, годах. Можно задать самый важный вопрос другу всего лишь движением ресниц. И получить ответ, прочитав его в глубине глаз.

Там можно было не опасаться Непонимания, глухоты душевной. Того, что ранит нас больнее всего, потому что именно близкие люди наносят нам самые глубокие и долго не заживающие раны. Тогда нам приходится защищать движения своей души потоком суетливых слов. И уходит прекрасное чувство единения, близости без предела, которое в самом начале так хотелось назвать любовью…