Андрей Березин - Здравствуй, ЗабВО!

ЯГАЛА

Километрах в двадцати от столицы советской тогда Эстонии находилось местечко под названием Ягала. Когда-то давно там была баронская мыза, а когда пришли красные, то перешла она в пользование военным ведомствам, финальным аккордом же было открытие здесь в 80–х годах прошлого века высшего военно-политического училища.

Вот тогда и приехали туда абитуриенты со всего Союза и поселились, пока сдавали вступительные экзамены, в армейских палатках расположенных на песчаной поляне в сосновом лесу неподалёку от основной базы отделенной от усадьбы утлым висячим мостиком, соединяющим два берега быстрой речки, тоже носящей название Ягала. Разные там были парни: от вчерашних щуплых школяров до бывалых усатых дембелей прошедших Афган. Первые зубрили вступительные билеты, а вторые бренчали на гитаре с беломориной в зубах, абсолютно не волнуясь за проходной балл. Были тут и лихие абитуриенты, с первых дней умудряющиеся свалить в самоход за выпивкой и закуской. Один, помню, напившись тройного одеколона, уехал на попутной фуре в противоположную сторону – город Ленинград, вернувшись, однако обратно на следующий день, как ни в чем не бывало.

В общем, лагерь тот был не на много лучше концентрационного, с отвратной едой и жуткими санитарными условиями, сейчас я не подался бы в курсанты ни за какие коврижки! В августе всех поступивших зачислили в училище, остальные поехали домой. Поступивших после курса молодого бойца ждали тесные солдатские казармы и нерадостные курсантские будни, далекие от романтики офицерской службы.

КАЗАШКИ

Была весна, и уставшие от зимы поля жадно подставляли скупому эстонскому солнцу свои тощие бока. За полями этими находился поселок Кехра, известный своим ЦБК, который нередко выпускал на окрестности едкий кислотный выхлоп. В общем-то, все население поселка состояло из людей, каким-либо образом причастных к работе этого немалого для Эстонской ССР предприятия.

Не знаю, кто и как принес эту весть в нашу казарму, но как-то вечером наш товарищ Юрок, по прозвищу Сусик, упитанный парниша с черными курчавыми волосами и влажными глазами самца, которые наливались вожделением уже от вида голой женской коленки, поведал узкому кругу товарищей, что в поселок Кехра прибыла ограниченная партия молодых казашек, то ли набираться опыта у местных заводских аборигенов, то ли передавать его им. Так как Сусик был сильно охоч до женского пола, во время своего рассказа он нетерпеливо дергал ногами и тряс руками. Видно было, что ему очень хотелось проверить, чем таки отличаются уроженки Казахстана от местных эстонских дивчин. Собралось нас человек пять, готовых выдвинуться в выходной день покорять поселок Кехра. У старшины была взята увольнительная в Ягала, и мы с утра пешим порядком тронулись по шоссе. За часок мы, весело болтая, домаршировали до ЦБК. Далее мнения разделились: одни предлагали для начала бухнуть, чтобы легче было найти нужные слова для успешного знакомства, другие, в первую очередь Сусик, рвались в бой немедля. Так мы и дошли до небольшого стадиончика со скамейками в виде трибуны, а слева стоял деревянный магазинчик типа лобаз. Ну, тогда все ясно, взяли для начала пару тройку пузырей плодово–выгодного вина «unakange» и заслали Сусика на разведку боем в видневшиеся в метрах 300 общаги ЦБК. Радостно всасывая содержимое бутылок, мы глядели в след удаляющемуся мелкой трусцой Сусику. Через какое-то время Сусик показался на возврате, только шаги его были теперь вялые, а взгляд потухший.

– Ну, и, чё, где твои казашки? – спросили мы его.

– Да, хер знает, никого похожего не увидел, а вахтерша старая талапонка может меня и не поняла совсем, – отводя глаза, сказал Юрик.

– Ну, ладно, нам в принципе и так хорошо, – ответили мы и сходили еще за несколькими пузырями и полпалкой докторской колбасы.

Вино сладко входило в свежий курсантский мозг, и жизнь казалась легкой и прекрасной. Решили ждать казашек, или кто попадется, не сходя с точки нашего пикника. На беду проходили только эстонки разных лет по имени Малле, а может быть Пилле, но никак непохожие на раскосых уроженок Казахстана. Но нам уже было фиалетово, и мы с гоготом пугали их окриками «Тере тюдрукуд!», а они сразу ускорялись, завидев пьяных «русских золдатов».

После очередной партии напитков стало все пох, а кто-то вообще ушел в себя, притопив на скамейке трибуны. Не знаю что нас сподвигло на обратный путь – чувство долга или страх перед наказанием, но когда начало темнеть, мы двинулись шинелями нараспашку и шапками набекрень. Самыми кривыми были, заливший неудачу горе-мачо, Сусик и, просто сильно закосевший Серега, по прозвищу Мужчина, который плелся в форватере и что-то бормотал о своем, иногда радостно вскрикивая что-то типа «Хай Гитлер». Назад дорога показалась дальше, чем до Пекина раком, и где-то посередине уже в темноте мы стали руками и ногами тормозить проезжающие авто. Наконец повезло, одна остановилась. Это был ГАЗ 66 с выездным патрулем во главе с нашим взводным Толяном, по прозвищу Кардан. Я попытался спрятаться за каким-то столбом, как мне казалось, он должен был меня надежно укрыть, но карающая рука правосудия настигла меня и там. Загрузив нашу нарядную группу в кузов, нас вернули в родную казарму, где выставили перед строем роты под девизом «они позорят наш коллектив». На следующий день вместо казахских баловниц гусары-залетчики снашались с полами и сантехникой ягальской гаупвахты.

Сейчас, иногда проезжая по этой дороге, я снова и снова вижу нас тогда, идущих в курсантских шинелях по дороге, освещаемой лучами заходящего прибалтийского солнца.

КАМНИ

Помню, много полей было вокруг Ягала, а на полях тех было немерено камней. Каждый год худая прибалтийская земля снова и снова выплевывала их из своего древнего чрева. Убирали их уже столетиями – и до и после посевной, но каждый год они появлялись, словно подземные захватчики, наступающие на грядущий урожай. Вот и нас, курсантов, нередко бросали на борьбу с этими «захватчиками», используя бесплатный труд подневольных людей в погонах. Были, правда, в этих выездах свои маленькие радости, такие как сытный обед в колхозной столовой, краткий послеобеденный сон в близлежащей рощице и употребление местных плодово-выгодных вин и портвейнов, в случае отсутствия отцов–командиров. Поездка за этим каменным урожаем так и называлась «на камни».

Очередной раз это было как-то ранней осенью аккурат после сбора урожая. Погрузился наш взвод в присланный за нами колхозный «пазик» с обшарпанными сиденьями и аутентичным запахом навоза и солярки. Петляя по узким сельским дорожкам, он довольно быстро домчал нас до колхозных полей, уходящих между лесами за горизонт. Ехавший с нами пожилой эстонец в видавшем виды пинжаке, одетом поверх свитера, и традиционной кепке-бейсболке с надписью «Tallinn 80», на покрытой особого цвета и вечным колхозным загаром голове, по-хозяйски глянул сначала на спешившийся с автобуса взвод, а потом на поле и сказал: