Наталия Шабашова - Downshifting по-русски

Но в тот момент жизни я не ценила тех прелестей, которыми награждает природа практически каждого из нас – здоровье, приятная внешность, умение схватывать всё на лету. Ну, и конечно, главный приз человеческой жизни – молодость. Беззаботное время, когда ещё ни за кого и ни за что не несешь ответственность. Всё, что ты делаешь – это получаешь жизненный опыт.

Опыт… Что же это такое? И учит ли он нас большему, чем простая житейская мудрость? Я думаю, вряд ли. Моя история о том, как я отказалась от успеха. Точнее от того, что под этим обычно подразумевают.

Время ускользало от меня, как и возможности. Я разбрасывалась ими направо и налево, а они всё продолжали появляться. Когда тебе 20, отчего-то думаешь, что через 5 лет всё кардинально изменится. Перестаешь общаться с людьми с мыслью, что после – ничто и никто не заставит к ним вернуться. Сжигаешь за собой не мосты – города. Ведь чем ты моложе, тем более жесток в своей манере уходить и прощаться. Не понимая до конца, что такое – уйти по-настоящему. Мало кто задумывается о смерти, начиная жить.

Самый популярный вопрос на собеседовании в то время был: «Кем вы себя представляете через 5 лет?» Он приводит соискателей в замешательство и чаще всего, они отвечают враньем:

– Я вижу себя руководителем проектов, у меня ответственная работа, несколько подчиненных и т.д.

Дело в том, что никто по-настоящему не хочет этого. Желания человека молодого возраста обычно примитивны до абсурда. Чаще всего, мы хотим просто денег, просто статус, шмотки и отдыхать на Бали.

Более подходящим может стать другой ответ:

– Через 5 лет, надеюсь, буду на вашем месте. 200 т.р. оклад, корпоративная тачка, квартира…

(При этом подразумевается, что человек будет делать всё, что угодно, лишь бы платили норм.)

И лишь те, кто задумывается обычно только о двух вещах – как бы свести концы с концами и при этом ещё достойно выглядеть, ответят:

– Я, в общем-то, не знаю. Стараюсь загадывать максимум на полгода вперед.

И та, кто будет готова за минимальную зарплату разгрести горы производственного или документального мусора, становится для работодателя «той, что надо». Особенно для такого, которому самому уже давно пора сделать скачок по корпоративной лестнице.

Прежде, чем принять нового человека в компанию, его проверяли: на стресс-интервью, на знание английского, и наконец, на чистый background.

В первый день работы в команде меня пригласили на обед в одно из летних кафе на террасе одной из башен. Небольшой, но важный отдел, состоящий исключительно из женщин, приветствовал нового руководителя. Очаровательный латиноамериканец средних лет и среднего роста, заоблачных целей, устойчивой харизматичностью и энергией, казалось, был готов перевернуть всё вверх тормашками. А по-русски, просто перелопатить. Русская жена и совместный ребенок побудили приехать его работать в Москву. Так он сказал.

Ионис хотел произвести впечатление на всех и сразу. За один, но главный в тот день прием пищи, он, кажется, рассказал о себе всё:

– Я – абсолютный экстраверт, но таким я стал в этой компании. Раньше, в институте, я был интровертом, инженером и всё время что-то изобретал.

Он очень много улыбался своими ровными белыми зубами, контрастирующими с цветом кожи и особенно с цветом глаз. Темно-карие, чуть на выкате, глаза сверкали, как у ворона, у этой живущей по 300 лет птицы, знающей всё обо всех. Ионис как будто пытался заговорить нам зубы, ослепить своим неповторимым обаянием, не понимая одного – присутствующим было достаточно уже того, что он – иностранец, awesome, безупречно говорит по-английски, хорошо образован и хорошо знает людей.

Лед был расколот ещё в тот момент, как все мы сели за один стол ради встречи с новым, таким нездешним, таким нерусским боссом. И всё же северные женщины обдали его лавиной снега, вырвавшейся из сдержанности и дипломатичной чопорности, с которой они поддерживали разговор. Она накрыла всё живое в нём впоследствии, изменив не только его отношение к русским, но и его самого.

Открытый и искренний босс успешно завершил обед introducing himself, а после пригласил каждую из своих подчиненных в кабинет, чтобы коротко поболтать о том о сем, и быстро набросать психологические мини-портреты, чтобы тут же приступить к первоклассному менеджменту в лучших американских традициях.

Я зашла в его кабинет сразу после Олеси, специалистки отдела. Она работала в компании уже очень давно, знала Иониса ещё по деловой переписке, которую они вели, когда он работал в Америке.

Чувствовала себя неловко: во-первых, будто забыла все английские слова и от волнения всё, что смогла рассказать о себе – это то, какой институт закончила и какую специальность там получила. Ионис пытался задавать вопросы, но я была настолько напугана, что он быстро меня отпустил.

Я вернулась к рабочему месту и построению диаграмм в Excel по требованию начальницы. Должен был приехать Джерри, и она готовилась к этой встрече, нервируя всех остальных.

Она была женщиной приятной наружности с опытом, в том числе негативным. А сейчас, покрашенная в блондинку женщина лет 40, имитировала легкость и непринужденность в общении. Скрывая под этим самый настоящий невроз. При взгляде на неё хотелось подойти к ней сзади и треснуть по голове, чтобы она наконец перестала притворяться, ведь даже когда она улыбалась, она как будто плакала или злилась. Понятно, что того требовала американская корпоративная этика, но русский менталитет суров и натягивать идиотскую улыбку некстати нам не к лицу.

Мне хотелось разобраться в тех людях, с которыми предстояло работать. Чаще всего, меня не интересуют детали – с кем человек спит, кого любит и другие разные примитивности. Характер – вот, что интересно. Кто-то оказался достаточно прост и понятен, а кого-то пришлось изучать в течение нескольких месяцев. Самым сложным почему-то казался Ионис.

В разговоре с другом однажды обсуждали знакомых нам латиноамериканцев и сошлись во мнении, как легко с ними общаться, как они позитивны на первый взгляд, и как быстро с ними находишь общий язык. И только в конце разговора он, будто предостерегая, сказал: «И тем не менее, Маш, это ещё не означает, что они – хорошие люди. Ты согласна?» Я развела руками, немного их приподняв. Мне всегда нужны доказательства. Но даже когда они у меня есть, я ещё долго размышляю над тем, что есть хорошо, а что – плохо. Так вот, чтобы разобраться, кто такой Ионис, у меня ушел почти год, и я до сих пор не уверена, что права.

Мы много общались в первые три месяца моей работы в компании, переходя все правила субординации. Ходили вместе на обед и курить. У нас обоих был адаптационный период. У него – в среде русских, у меня – в среде работающих людей. Человеку, только что окончившему институт, необходимо время, чтобы привыкнуть к той мысли, что вот теперь по-настоящему началась взрослая жизнь. Мои родители вышли на пенсию, и становиться добытчицей было невероятно трудно.