Магдалина Гросс - Стоит только захотеть

О щенке, кажется, все забыли. Все, кроме Максима.

Он подобрал с песка замученного пёсика, который не переставал мелко дрожать и тихонько попискивать, и вернулся с ним к Алине. О своих намерениях поцеловать барышню он уже забыл.

Алина, которая очень сильно испугалась за Максима, тоже стояла и дрожала, хотя ветра на улице не было. Сняв куртку, паренёк накрыл ею свою спутницу, и, оставшись в тонком свитере, стал разглядывать отнятое несколько минут назад у садистов животное.

Щенок почти неподвижно лежал на широченных ладонях Максима, свесив лапки вниз. Он, видимо, ожидал уже самого худшего и готовился к тому, что его сейчас опять начнут дёргать за лапы и хвост, пока, наконец, их не оторвут!

– Какой лапочка! – Алина наклонилась над рукой Максима. Она стала гладить щенка по шёрстке, и тот, сначала вздрогнувший от прикосновения человеческой руки, открыл глаза. Дойдя до первой попавшейся скамейки, Макс с Алиной наперебой стали гладить измученного малыша, удивляясь при этом, как такое крохотное, а главное – такое хорошенькое – создание можно было подвергнуть жутким пыткам.

А рыжий щенок, словно поняв, что опасность ему больше не грозит, ткнулся Максиму в запястье и заскулил, будто бы заплакал.

– Жалуется, бедненький, – со вздохом произнесла Алина, которая только могла догадываться, что в компании, которую раскидал Макс, этому крошечному представителю собачьего рода пришлось несладко.

– А что ты с ним теперь будешь делать? – спросила она, полагая, что держать собаку дома мать своему сыну точно не разрешит.

– Не знаю пока, – пожал плечами Максим и надел куртку, – с батей поговорю. Он что-нибудь придумает.

Проводив Алину, Максим ещё какое-то время ходил по улицам, поглаживая щенка, которому, как он небезосновательно думал, надо было привыкнуть к теплу человеческих рук, а потом пошёл домой.

Ему повезло. Щенок, каким-то внутренним чувством понявший, что скулить и пищать пока не надо, тихонько лежал на пачке старых газет в прихожей и умильно щурился, пока его спаситель раздевался. Светлана Станиславовна, разговаривавшая в этот момент по сотовому телефону и, судя по всему, дававшая указания по закупкам на фирме, махнула сыну в знак приветствия рукой, и тотчас исчезла в бабушкиной комнате. Сама же бабушка возилась на кухне то ли с блинами, то ли с оладьями, поэтому она тоже не обратила внимания на приход внука. Ну, а брат – тот вероятнее всего, ещё не вернулся из своей баскетбольной секции. На носу были областные соревнования, и это всё объясняло.

– У-ра, – тихо сказал Максим себе под нос и на цыпочках проскользнул в кабинет отца, аккуратно подсунув щенка под свитер. Тот, правда, в этот момент удивлённо пискнул, но его никто не услышал.

Рассказав в кабинете о произошедшем, Максим вопросительно поднял на отца глаза: «Пап, что делать-то будем?»

Отец, через руки которого в армии прошло много собак (правда, не дворняжек, к которым, судя по всему, относился щенок, а представителей более серьёзных пород), взял кроху за холку, определил, что это мальчик и, покачав головой, задумчиво произнёс:

– Ох, сын, ну куда мы этого малютку денем? Может быть, кому-то из твоих друзей нужна собака?

– Я знаю, кому нужна, – неожиданно вспомнил Максим, – дяде Пете в деревню. Он ведь давно просил, чтобы ему из города собаку привезли.

– Вот именно – собаку! – усмехнулся отец Максима и при этом покачал головой – а не щенка, у которого ещё молоко на губах не обсохло. Нет, Макс, не годится твоё предложение. Я думаю, что дядя Петя от него откажется.

– А маме чтó теперь скажем? – спросил Максим с унылыми нотками в голосе, – она сейчас так кричать начнёт! Да и кот у нас…

– Да и кот, – повторил отец. Потом похлопал сына по плечу. – Ладно, не расстраивайся, утро вечера мудренее, знаешь такую поговорку?

Максим кивнул.

– Ну, а до утра что-нибудь придумаем, – заверил отец. И добавил: «Молодец, сынище! Горжусь тобой! Не дать в обиду слабого – это по-мужски!»

– Молодец! – ещё раз повторил он, – ты дверь в мою комнату прикрой пока, я с мамой сам поговорю.

Однако, к удивлению обоих, дядя Петя – брат Светланы Станиславовны – с которым отец созвонился утром по телефону безо всякой надежды на то, что тот возьмёт себе щенка, согласился его забрать.

– А то, что он пока такой маленький – так это даже и лучше, – сказал он в трубку, – считай, с раннего детства привыкать начнёт к нашей деревенской жизни.

– Ну, как сделаем? – весёлым голосом, в котором отец Максима уловил едва заметные хитрые нотки, продолжил он, – ты собаку мне привезёшь или мне самому приехать за ней?

Порешили на том, что отец сам съездит в деревню, а заодно поможет Петру достроить навес над входом в дом. Так «собака», которую и «собакой» – то рано было ещё называть, в ближайшие выходные отправилась осваивать своё новое жилище.

А Максим, будучи уверенным, что «два раза снаряд в одну воронку не попадает», снова выбрал в субботу ту же самую дорогу.

Он оказался прав. Молодые люди прошли знакомой им тропинке взад-вперёд целых три раза, однако шумной компании больше не встретили. Да они вообще никого не встретили. Попавшаяся им на пути трёхшёрстная кошка, была не в счёт. Та, увидев приближающуюся парочку, быстро юркнула в придорожные лопухи, которые в виду тёплой погоды, продолжали стоять и удивлять размерами своих листьев проходящих мимо людей.

Так что спасать было совершенно некого, и поэтому планы – поцеловать Алину – у Максима в этот раз реализовались очень даже хорошо.

На часах уже почти половина первого, а Сашутка всё ворочается и ворочается в своей кровати. То ли кровать действительно неудобная (Сашутка никогда не любила эту старую, скрипучую койку), то ли она так волнуется перед завтрашним днём.

Правда дедушка – мало того, что он врач, так ещё и профессор! – говорит, что в семь лет дети ещё не умеют волноваться, потому что они этого не понимают. И ещё потому, что нервная система у них не расшатана.

…За окном громыхает очередной трамвай. После того, как его железные колёса равномерно простукивают по двум железным рельсинам, похожим на бесконечно длинных змей, на старом серванте начинает качаться треугольная ручка. Вперёд-назад… вперёд-назад… И так ещё долго-долго, как будто кто-то качается на игрушечной качели, хотя звуки, издаваемые трамваем, уже давно исчезли вместе с ним. А ручка всё качается и качается, словно не хочет останавливаться.

Сашутка закрывает глаза и в который раз пытается уснуть.

Куда там! Сон словно смело из её головы. Совсем, как это делает дворник, дядя Петя, который сметает пожелтевшие к осени листья своей широкой, сделанной из прутьев, метлой. А теперь ещё и сон, словно подхваченный этими прутьями, унёсся вслед с листьями.