Николай Удовиченко - Голубыми дорогами мира

– Итак, приступаем. Первым заявку подал Энтони Брюс. Энтони, прошу.

В зале встал и направился к сцене рыжий верзила, в плечах шириной метра два и с кулаками с мою голову. Он прошел на сцену.

– Ну, скажите, пожалуйста, ваш шедевр – сказал «суслик».

Верзила немного задумался и выпалил:

– Засунь в зад ежа и при этом не испускай газы – выдал верзила.

Зал захохотал, раздались выкрики «Браво, Энтони!». Раздались аплодисменты. Энтони пошел в зал и сел на свое место.

– Следующий подал заявку Герольд Смит. Прошу, Герольд – сказал «суслик».

К сцене пошел ничем не выделяющийся парень лет тридцати. Вышел на сцену, перемнулся с ноги на ногу. «Суслик» ободряюще улыбнулся:

– Давайте, Герольд, начинайте.

– Cекс по-папуасски, – и добавил такое, от чего и у пьяного боцмана свернулись бы уши.

Здесь зал уже взорвался, стоял хохот, раздавались выкрики. «Герольд, это что-то новое, возьмем на вооружение», – хохотал зал, девица, которая «леди», визжала.

Герольд пошел в зал, самодовольно улыбаясь.

– Следующий подал заявку Мыкола Звездовски, это наш гость из Канады, – Прошу вас, Мыкола – пригласил «суслик».

В зале встал и пошел к сцене среднего роста худой и тонкий мужчина под сорок. Вышел на сцену, оглядел зал.

– Слушаем вас, Мыкола – пригласил «суслик».

Мыкола немного подумал. Затем выдал:

– …. Называется шутка турецкого султана в гареме…

Я не могу приводить здесь то, что сказал Мыкола, ни одна цензура это не пропустит.

Зал взвыл, раздался свист, крики, аплодисменты, посыпались из зала предложения выпить. Леди уже не только визжала и подпрыгивала, она плевалась и грозила Мыколе кулаком. Мыкола выпить не отказался и по пути к своему месту раза четыре приложился к горлышкам бутылок с виски. Впереди меня было еще с десяток человек. Я не буду приводить то, что они выдавали на сцене. Так себе, среднее, что можно и на улице услышать. Я сидел слушал и ждал. И вот «суслик» взглянул на меня.

– Следующий Ник Ванин, из СССР. Прошу, Ник – «суслик» сделал широкий жест.

Я встал и пошел на сцену. В зале кое-кто меня знал и знал мое мастерство в мате. Раздались крики: «Ник, выдай! Про корову»! «Ник, про пьяного боцмана, первое место обеспечено»! – кричали из зала. Я поднаторел в мате давно, попав на флот и наслушавшись мастеров этого «литературного» феномена. Многое записывал, запоминал. Потом даже старые боцманы приходили ко мне с бутылкой водки и просили разучить несколько «моментов», как они выражались.

– Я очень уважаю желающих услышать от меня мои перлы. Но я не хочу повторяться. Поэтому я выдам вам кое-что свеженькое.

– Давай, Ник! Давай! Здорово!

Я сказал свою фразу. Сперва я подумал, что залу не понравилось. Зал стих и молчал. Так продолжалось с минуту – полторы. И вдруг затянувшуюся тишину взорвал рев, свист, топанье ногами, один из присутствующих разорвал на себе рубашку. Несколько человек бросились в восторге ко мне на сцену, но присутствующие секюрити и члены жюри остановили их. Зал неистовствовал, бесновался, прыгал, свистел, улюлюкал. «Суслик» выпучил глаза и у него был вид задыхающегося. Один из членов жюри встав и упершись головой о стол, качал нею и, икая, хохотал. Храбрая девица, которая леди, визганула так, что даже у меня уши заложило, а затем выскочила из зала, как ошпаренная. Кто-то влепил в спину ей кожурой банана. Люди смотрели друг на друга, хлопали друг друга по плечам, смеялись и повторяли слова из моей фразы. В зале кричали: «Ник, еще что-нибудь!»

Я сказал еще. Зал буквально лег. Один из присутствующих лежал на полу на животе, бил ногами и руками по доскам пола и не хохотал, а мычал. По лицу его текли слезы от смеха. Затем зал начал скандировать: «Первый приз! Первый приз!». Так длилось минут пятнадцать. Но вот потихоньку зал начал стихать и наконец стало относительно тихо. Раздавались смешки и отдельные выкрики. Оставшиеся после меня человека три претендентов отказались выходить на сцену. Жюри село за обсуждение. Минут через двадцать жюри объявило свое решение. «Суслик» встал и сказал:

– Решение жюри следующее: первый приз и десять тысяч фунтов стерлингов присуждаются Нику Ванину. Далее, небывалый случай в истории наших соревнований – второй приз и семь тысяч фунтов присуждаются также Нику Ванину. Третий приз и пять тысяч фунтов присуждаются Геральду Смиту.

Зал восторженно зааплодировал и затопал ногами, раздались одобрительные крики. Я прошел к жюри и попросил разрешения позвонить. Позвонив Стиву, я ему рассказал о соревновании и моих аж двух призах.

– А сейчас, Стив, готовь свой паб, я тебе приведу всех присутствующих – сказал я ему.

– Ник, у меня сегодня будет прибыль, как никогда. Я сейчас позвоню жене и дочерям, чтобы ехали помогать.

Зал начал пустеть. Взяв у «суслика» выписанные на меня чеки, я вышел на улицу. Все вышедшие из зала были здесь. Меня начали приглашать выпить. Я не отказывался, нельзя ведь обижать людей, и я поднял руку. Все замолчали.

– Ребята, я очень уважаю вас и с удовольствием выпью с вами. Здесь недалеко есть паб, его держит мой друг Стив. Пойдемте туда, там и посидим. Половину расходов я беру на себя.

– Нормально, мы знаем паб Стива и его знаем. Хороший парень. Поехали, здесь рядом.

Кто-то хлопнул меня сзади по спине, я оглянулся. Рядом стояла девица, которая леди.

– Если тебе сегодня будет нужна девочка, то я приведу тебе королеву Лондона – сказала она.

– Спасибо, но сегодня не до этого, – отвязался я от нее.

Я зашел в расположенное рядом отделение банка и обменял чеки на деньги, потом присоединился к толпе. Мы все приехали в паб Стива и расселись. Мест не хватало, и Стив соорудил из досок дополнительные скамьи и столы, двое парней из толпы помогли ему. Ну, прямо, как в русской деревне! Праздник начался…

В условленное время я встретился с членами моей группы, и мы пошли на судно. По дороге я прикупил ящик отличного виски, часть сразу же раздал членам группы. Они несколько удивились моей щедрости. Но им я ничего не рассказал. На судно мы пришли вовремя, а на пятые сутки наше судно взяло курс на Аргентину.

Года через два я работал уже на другом судне. Зашли в Лондон. И вот вечером ко мне в каюту заходит первый помощник капитана, по судовому помполит или помпа, то есть комиссар. Экипаж не любил его, слишком уж он был придирчивым и по его рекомендации не одному моряку закрыли визу. Он не был профессиональным моряком, пришел на судно откуда-то с партийной работы. Таких на флоте очень не любили. Так вот, зайдя ко мне, положил на стол старую газету со статьей об описанных мной соревнованиях. С газетой, видимо, подсуетилось наше консульство. Как люди из консульства не послали эту газету в пароходство – ума не приложу.