Юрий Мартыненко - Стоянка поезда – двадцать минут. Роман

– Мама Люда! – выкрикнул мальчик.

– А меня дядя Лёха.

– Эт-то что такое?! – женщина одёрнула ребенка за рукав рубашки. – Больше со мной никуда не поедешь. Такой большой, а мать совсем не слушаешься. Всё бабушке расскажу.

– Ладно, он больше не будет, – миролюбиво ответил за мальчика дядя Лёха и беззвучно засмеялся. После выпитого спирта на душе стало тепло и благостно. Хотелось общения. С кем-то разговаривать, что-то рассказывать, о чём-то расспрашивать. Со своим напарником, видно, обо всём вдоволь наговорились. Позади целый полевой сезон в тайге. Но, видно, с мамой Людой общения не получится. По проходу вновь возвращался парень в бейсболке.

– Слушай, милок, это что у тебя за такой аппарат? – обратился по-свойски к нему дядя Лёха.

Парень остановился, нагнулся к бородатому, ответил:

– Я вас не совсем понимай.

– Точняк иностранец, что я тебе говорил?! – возбудился дядя Лёха, толкнув напарника локтём в бок.

По вагону пробежала маленькая, похожая на моську, комнатная собачка.

– А ну, вернись! Кому сказала?! Лиза, вернись! Мы ещё не причесались! – за собачкой прошелестела дама в длинном халате.

Собачка добежала ровно до того купе, в котором ехал знакомый ей мужчина, пропустивший её без очереди в туалет, и опять противно затявкала.

– Ну, теперь-то чего тебе надо от меня? – чуть не взмолился мужчина. – Чаем тебя напоить? Или тоже опохмелить?

– Пойдём! Пойдём, моя хорошая! – догнала собачку дама в халате и подхватила на руки: – Лизонька моя умненькая, – дама поцеловала собачку в мордочку. – Пойдём в своё купе, сейчас расчешемся и я тебя вкусненьким угощу.

– Чтоб вас вместе с собачкой, – тихо проворчал мужчина и засобирался в вагон-ресторан. Пока никто из посторонних не смотрит, мужчина вытащил из-под простыни под подушкой предусмотрительно засунутый туда с вечера бумажник. Раскрыл, стал пересчитывать содержимое, в уме прикидывая финансовую возможность для дальнейших дней следования в пути…

«Так, – размышлял страдалец, торопливо перебирая согнутые вдвое мятые купюры разного достоинства. – Надо растягивать до дома. Только опохмелиться, и всё. Поди, этого хватит», – он решительно отсчитал запланированные на опохмелку купюры и засунул их отдельно в карман спортивной, видавшей виды мастерки, надетой на майку. Оставшуюся жиденькую пачку снова согнул вдвое и затолкал обратно в бумажник, который убрал в другой, застёгивающийся, карман. Убрав, для надёжности потрогал бумажник, ощущая слегка дрожащими пальцами его твёрдость.

– Чего так дорого? – потирая небритое лицо, спросил мужчина, сидя за столиком в вагон-ресторане.

– А вчера вечером было дёшево? – съязвил на ходу официант. Этим ресторанным работникам палец в рот не клади, всегда найдутся, что ответить. С ними в диалоге не потягаешься – опыт. Тёртые калачи работают в вагоне-ресторане…

– Так дорого, а ни хрена не берёт, – пробурчал недовольно мужик, наливая из графинчика красное вино в рюмку. – Разбодяженное, поди, – сделал он вывод, тыкая вилкой в овощной салатик. Для закуски взял самое дешёвое блюдо и два ломтика хлеба.

Прошло минут пятнадцать. Мужчина начал с любопытством поглядывать в окошко, за которым проносились деревья, чередуясь с открытыми прогалами леса. Мимо проходил официант. Задержался вопросительным взглядом на утреннем клиенте. Тот кивнул на столик.

– Сколько? – понял официант без слов.

– Столько же, – указал пассажир на пустой графинчик.

– Мужчина, спичками не богаты? – наклонилась сбоку крашеная деваха, разминая пальцами сигаретку.

– Спичками мы всегда богаты! – оживился тот и протянул коробок.

– Я подымлю и занесу, – пояснила деваха. – Вижу, вы не торопитесь.

Мужчина было хотел составить компанию и проследовать за нею в тамбур, но официант, вынырнув из-за девахи, поставил на столик наполненный графинчик.

– Не тороплюсь, не тороплюсь, – повторил мужчина, чувствуя, что жить стало лучше, жить стало веселей. Вспомнил, что скоро Байкал.

…Минуло часа полтора. В купе вахтовиков сидели сами вахтовики, молодой немец, мальчик из соседнего купе, он сосал чупа-чупс, и крашеная деваха. Она пришла в вагон с пассажиром из крайнего купе. Тот прилёг полежать, пообещав, что маленько подремлет, но тут же уснул.

В дежурном купе две проводницы рассуждали:

– Разгулялись вахтовики?

– Ладно, пускай. Вроде, смирные. Сидят себе потихоньку, наливают помаленьку. Не то, что прошлый раз, да?

– Так их тогда полвагона ехало. Сколько по линейным станциям милиция их поснимала?

– Вели бы прилично, никто бы не снимал. Нет, надо до поросячьего нажраться.

– Понятное дело. Сколько терпели при горбачёвском законе?

– И ничего. Здоровее были.

– Ну, я бы так не говорила. Сколько загнулось-то? Сколько тормозухи да клею перепили?

– Ох, не говори…

– Лахудра какая-то прицепилась?

– Пришла из ресторана с тем дяденькой из крайнего купе, который со вчерашнего с угара.

– Что делает?

– Кто? Лахудра?

– Нет, тот дяденька.

– Спит. А эта с вахтовиками. Сказала мне, что из восьмого вагона. На минутку сюда забежала.

– Знаем мы эти забеги. Я отдыхать ложусь, ты за ними тут приглядывай.

– Немец ещё этот припарился.

– Как его?

– Вилли. По паспорту зовут Вилли.

– Наливают ему. Не упоили бы.

– Не должны. Немцы много не пьют. Это не наши раздолбаи. Ладно, повнимательней будь. Я на боковую. Перегон большой. Четыре часа без остановок… У титана краник протекает. Как бы кто не ошпарился.

– Я предупреждаю пассажиров, чтобы вентиль сильно не крутили.

Проводницы будто специально для контраста подобраны. Одна полная, низкого роста. Вторая худая и высокая. На полной лифчик вот-вот лопнет под прозрачной белой блузкой. А второй он как бы и без надобности.

– Ты воздуху побольше вдыхай, а потом не дыши и дёргай! – учили вахтовики иностранца пить спирт.

– Дёргать? Что дёргать? И зачем не дышать? -Тот не мог понять, как это – сначала дышать, а потом не дышать?

– Ну, это значит, чтобы, – начал было объяснять Толян, но дядя Лёха перебил:

– Трудно нашенским это растолковать вашенским. Лучше смотри, как я делаю, и запоминай, – дядя Лёха плеснул в стакан спирта, поднёс к губам, выдохнул и выплеснул содержимое в рот. – Запомнил?

– Я-я, то есть да-да, – немец не без восхищения смотрел на дядю Лёху.

«Интересный гансик», – поедала глазами смазливого парня-иностранца крашеная деваха. Чуть погодя, пригласила покурить в тамбур, но тот отказался, объяснив, что некурящий.

– Спортсмен, значит? – деваха пододвинулась к Вилли, заглядывая тому в глаза.

– Да, немножко вроде того.

– По каким видам?

– Немножко лыжи. Горные лыжи. Слалом. Немножко плавание.