Леонид Ночной - Никудышный мим

Пустым туманом вековых очей,

Что задаёт, уткнувшися в подушку,

Один вопрос на тысячу ночей.

На тысячу опавших лепестков души.

На каждый белый волос и морщину.

Мы здесь состарились, ты помнишь, здесь скатилися с вершин

В столь непроглядную, дремучую лощину.

Лощину уставшей седой квартиры,

Где годы дождем затекли в мешок.

-А хорошо ли мы жизнь прожили?

-Жили.

Значит, уже хорошо.

Скажи мне, Нина,

Чем не действующая мина

Особенна в минном поле?

Она – пробоина грядки смерти?

Или она – в безжизненной тверди

Облегчение чей-то доли?

Послушай, Нина,

Если похитить картину,

А деньгами приют обеспечить,

Ты, верно, станешь преступником,

(Да, непременно, преступником!)

Но преступником человечным?

Больно или легко,

Не думая ни о ком,

Одиноко шагать в толпе?

Стыдно, глупо и аморально

Или, в действительности, нормально

Гвозди дергать в чужой судьбе?

Знаешь, Нина, ночами

Оттого на душе печально,

Что вопросами я томим.

Знаешь, Нина…

Если жизнь – пантомима,

То я никудышный мим.

Заходился в песне ветер,

Кожу покрывала рябь.

На земле красивых сплетен

Ёжик некрасиво зяб.

Ночью, что в лесу густа,

Спал в ногах сосны кудрявой,

Без подушки, с одеялом

В виде чахлого листа.

Грустно дрожа, шагал по тропинке.

Ведь в детстве ему объяснила мать:

Сотня игл на серой спинке

Мешает ежика обнимать.

Он мёрз и грезил о кусочке тепла.

Но вдруг увидал среди чащи зеленой,

Пушистые лапы у костерка

Под елочкой грел котёнок.

Лохматый, счастливый, глазам не веря,

Он дружелюбно повёл хвостом

И с продрогшим, колючим зверем

Поделился своим теплом.

«Знаешь, ёжик, в иголках ты весь.

А значит, как и в надежном крове,

Пуще всех, что на свете есть,

Нуждаешься в тёплом слове!»

Где-то по лесу рыскают волки,

Но взяли чувства широкий размах -

Ежика обняли на словах,

Не в помеху которым иголки.

Два друга смеялись в густых потёмках,

Один из них думал о светлом дне,

Когда удастся найти котёнка

Каждому ёжику на Земле.

Молоток.

Циферблат.

Часовая.

Минутная.

Искры.

Треск.

Мне секунда с тобой

Дорожи всей жизни без.

Скрипнула, кряхтя отворившись, дверь.

Грянула очередь грузных шагов.

Жизнь чередой бестолковых потерь

Смежные души лишает слов.

Я должен уйти. Ты должна остаться.

«Любовь без проблем» рухнула в вечность.

Но шепчут звезды, мол, может статься,

Чуждо любви источать беспечность.

Не хочу. Не могу. Ну летим же со мной!

Меня быстро уносит все дальше и выше,

И просит соседка, тряся сединой:

«Сделайте сердце своё потише.»

Небо точит крыльев тупая бритва.

Я за тем, костенея, слежу в упор.

«Люблю» звенит в голове как молитва.

«Полгода» – как приговор.

Но я вернусь, только жди и помни.

Помни и жди! Я вернусь к тебе!

Пока есть кому плакать во мраке комнат,

Любовь будет теплиться в каждой слезе.

Если ты меня обманула…

И твои глаза – все-таки море,

То из всех,

Кто отдал концы,

Утопленники,

Плюя на горе -

Самые счастливые

Мертвецы.

Какао в кружке. Дождь рычит.

И тишина по швам трещит,

Плюётся листьями берёз.

Дороги корчатся от слез.

За горизонтом ночь горит -

Пространство режут фонари

И чуждым тьме столбиком света

Подсвечивают пятки лету.

А кто-то хлюпает по лужам.

Кому-то этот кто-то нужен,

Но, он кривится потому,

Что снова нужен не тому.

Если горишь,

Не страшно взмокнуть.

В моей квартире настежь окна.

А шквал рыданий

Гулко пОлнит залы -

То плачут небеса,

Что ты от них

Сбежала.

И все бы ничего.

И жаловаться – грех.

Но у судьбы

Скрипуч и едок смех.

Зрачки густеют и коптят -

Окрест души костры горят.

И шепчут угольки в огне,

Что ты сбежала не ко мне.

Какао в кружке.

Дождь рычит.

Но сердце в этот раз молчит.

А губы, дрогнув,

Говорят:

«Беги, куда глаза глядят.»

Отложи же свои дурные стихи!

И ныряй за мной в синеву!

Я устала видеть тебя сухим,

Да всё с пером и на берегу!

Догони же меня, догони!

И сердцу отдай на поруку.

Мы вместе зажжем огни

Удвоенным рёберным стуком.

А ты все пишешь, дурак несчастный,

Что люди несведущи и глухи!

Но губ по тебе тоскующе-красных

Не видишь сам, извергая стихи!

Прокляни меня, милый.

Если хочешь, ругайся, бей.

Ведь мне в безмолвной могиле

Молчание твоё больней.

Но не ты ли хотел любви?

Не ты обливался мглой?

Так я здесь! Ты меня догони!

Хочешь жить? Так побудь со мной!

Догони же меня! Ну! Догони!

Ты видишь, гаснет твоя звезда!

Знай, однажды в холодный миг

Я в слезах убегу навсегда…

Помню, в самом далёком детстве

Нырял в подподушечные глубины,

Едва скрипнет в квартире дверца

Гласом чудовищ и нелюдимов.

Жуть внеземная жила в шкафу,

В неосвещенных кривых коридорах,

За нелепо задернутой шторой

И в колючем седом шарфу.

Ветер времени бушует в человеке.

Только взрослые бояться не умеют:

От долгов и круглой суммы в чеке

Задыхаются и костенеют.

Лунный свет клубится в моих глазах.

К боли в груди, я давно не ребёнок.

Но, как в вороньем гнезде куковёнок,

У меня появился страх.

Я взрослый. Мысли в мозгу шныряют.

Может быть, глупо. Может быть, зря.

Но я боюсь, под подушку ныряя,

Однажды лишиться тебя.

Сшибать косяки

Да крушить пороги.

Топтаться по лесу.

Тоскливо выть.

Знай, к любви ведут все дороги,

Но километрам ее не убить.

Знай, из любви только два пути.

Веди по ним смело знающих роли.

А если не любят, то…

Отпусти.

Ни к чему на цепи

Пёс, глядящий на волю.

Ни к чему держать тех,

Кого манит в высь.

Ни к чему старикам

Изменять угодья.

Если уходят, поплачь…

И простись.

А если забыли…

То ты свободен.

Любовь – это цепи.

Любовь – это клетка.

Любовь – это море от ада до рая.

Но если ты выбираешь метко,

И если тебя выбирают метко,

То эта клетка – навек грудная.

И думается мне с трудом.