Дарья Лаптева - Аромат каприфоли. Продолжение следует…

© Дарья Лаптева, 2019

© Оксана Болдырева, 2019

ISBN 978-5-4496-3693-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

АРОМАТ КАПРИФОЛИ

Бездонная тишина. Монотонный шелест жалюзи из-за сквозняка в открытом окне. Больничный запах хлорки, йода и свежих бинтов.

Почти не моргая, Флор напряженно смотрела на пустую белую стену перед собой, прогоняя в голове последние минуты их встречи.

Скулы едва дрогнули, когда, будто ощутив, она вспомнила, как медленно он убрал свою ладонь с ее бледных тонких пальцев, потер лицо, остановив сомкнутые ладони у губ, закусил нижнюю губу и глубоко выдохнул, из последних сил сдерживая эмоции. Как, выходя, придержал за собой дверь, словно чтобы не спугнуть чего-то… свою трусость, наверное…

Но сейчас все это было абсолютно неважно против того вопроса, который сдавливал ей грудную клетку, мешая дышать. Посреди всего происходящего остался лишь один вопрос: «Господи, что же я натворила?!»

Она отвернулась к стенке, сильно вдавив лицо в подушку.

…Грудная клетка сжалась, раздавила сердце.

Когда Флор вывезли из палаты, Бриджит на расстоянии проследовала за каталкой. Два этажа на лифте вверх. Слабый щелчок и двери в коридор, где находилась операционная, закрылись. Она немного покружила по коридору, пытаясь хоть немного сбить окутывающую ее с каждым вздохом панику, хотела было присесть, но двери лифта снова открылись, и из них вышел крепкий мужчина лет сорока пяти. Это был лечащий врач сестры. Бриджит вспомнила, как по приезду в больницу столкнулась с ним у входа в палату Флор. Подскочив к нему навстречу, Бриджит ухватила его за рукав халата: «Доктор! Прошу вас, скажите, ради Бога, как моя сестра, что с ней будет?!»

«…Вы, кажется, Бриджит?»

Бриджит кивнула.

«К счастью, ее состояние было полностью стабилизировано, это дает нам возможность достаточно быстро перейти к дальнейшим действиям. Разумеется, вам надо понимать, что травмы позвоночника – крайне серьезны, реабилитация после них очень тяжелая, как физически, так и морально. Сейчас сложно делать прогнозы. Операция продлится не менее четырех часов, отдохните пока… Извините, мне нужно идти»

«Да… да, конечно», – Бриджит глубоко вздохнула и оперлась обеими руками на подоконник. Ее сильно мутило, она едва держалась на ногах.

«Девочка, да на тебе совсем лица нет, на-ка», – пожилая медсестра, проходившая мимо, протянула ей пластиковый стаканчик с водой и успокоительную таблетку.

«Спасибо».

Оставшись одна, Бриджит опустилась на пол, обхватив колени обеими руками: «Главное, что она жива, говорит, видит, слышит, дышит… Со всем остальным мы справимся, все будет хорошо…»

Почти в ту же самую секунду за двумя стенами на холодном операционном столе, отвлекаясь от подкатывающих к горлу слез, Флор вспоминала слова доктора, разговор с которым был почти сразу же после того, как она пришла в сознание. Возможно, он обманывал ее, когда успокаивал и вселял надежду. Сама она не знала случаев, когда после таких травм люди вновь поднимались на здоровых ногах. Доктор и не скрывал, что ее состояние было непростым, однако старался подбодрить ее. Всегда есть примеры маленьких и великих чудес, но нужно быть готовой ко всему.

Как же ей хотелось думать о чем-то другом… Как же хотелось освободиться от всех этих иголок, трубок, капельниц, бинтов, будто это была досадная случайность. Зажмурить глаза, чтобы, открыв их, обнаружить себя дома в теплой постели и любимой пижаме.

Нет, никак нельзя. Никак нельзя самой встать и уйти. Вся ее жизнь перевернулась. И это случилось с ней, ни с кем-то из газетных хроник, а именно с ней. Она на всю жизнь останется инвалидом. И ничего хорошего с ней больше не произойдет. Теперь она будет только существовать, и бороться с собственной жалостью к самой себе. И видеть эту жалость и сочувствие в глазах других. И в его глазах тоже. Она будет в тягость. Инвалид. На всю жизнь.

Флор от злости и отчаяния несколько раз ударила себя по ногам, не ощущая от них ответной ожидаемой боли.

Доктору легко говорить. Надеяться. Но нельзя же просто лежать и надеяться. Ведь жизнь продолжает идти. А чем заполнять все оставшиеся от надежд минуты времени. О чем мечтать, думать?

Вспомнила родителей…

Нет, она не сможет привыкнуть. Это сильнее ее. Какая же это жизнь?! Зачем ей обещают успешную операцию, если уже подготовили к самому худшему? По их мнению, самое худшее уже позади. Нет! Худшее сейчас! Оно будет впереди и навсегда. И ничего не поможет. Ничего не изменится.

«Вы готовы?», – обратился к ней мужской голос, прервав ход удушливых мыслей.

Флор повернула голову к врачу и едва кивнула.

«Приступаем»

Холодок в грудной клетке, быстро подбирающийся к горлу.

«Господи, помоги!…», – взмолилась Флор в последнюю секунду, закрывая вмиг отяжелевшие веки от разливающегося по венам наркоза.

Бриджит ехала домой на такси, и, хотя на улице шел неприятный моросящий дождь, она наполовину опустила стекло, так что капли попадали ей на плечо.

«Пожалуйста, здесь остановите», – Бриджит протянула водителю скомканную купюру.

«Но ведь мы еще не доехали?»

«Я хочу выйти здесь»

Таксист пожал плечами и притормозил где-то в районе Даунтауна. Ему, по-большому счету, все равно.

Бриджит вышла, едва не наступив в глубокую лужу у бордюра. Она была без зонтика и в легкой кофте. Присела на первую попавшуюся скамейку на остановке, подложив сумку на мокрую пластмассу, достала из кармана кофты мятую пачку ментоловых сигарет. С трудом прикурив намокшую сигарету, она наблюдала, как легкая струйка дыма сквозь капли медленно пробиралась вверх.

Сколько помнит Сиэтл, она всегда любила его центр. Такой оживленный, многолюдный, разноцветный. Особенно после дождя, когда чистые прохладные витрины переливаются светящимися лампочками с яркими надписями о намечающихся распродажах и акциях. На самом виду здесь можно спрятаться ото всех. Потому что ты здесь никому не нужен, и никто тебя не ищет.

Мимо наперегонки бегут люди с зонтами. Машины гудят, включили фары. Темнеет. За спиной слышно, как опускаются тяжелые металлические жалюзи закрывающихся магазинов. Молодая мамочка ведет за руку двоих ребятишек. Прикрикивает на них, чтобы поспешили. У них тоже нет зонта.

Бриджит проводила их взглядом. Глядя на них, она вспомнила, что они с Флор, когда были маленькие, также любили останавливаться возле каждой яркой витрины и подолгу так стоять, примкнув лбами к холодной поверхности стекла, дыша на него, чтобы потом на месте горячего дыхания написать слова или рисунок. А мама потом говорила им про грязные окна и микробы.