Анастасия Попова - Пандемия. Откровение

– Или убивает, только не физически, она убивает нас морально, а это хуже смерти. Когда ты живешь, делаешь что-то и думаешь – для чего?

– Значит и это для чего-то нужно. Я тебя понимаю… – Её глаза опустились, впервые за долгие годы мне показалось, что кто-то понял меня, кто-то кроме него.

– Ты много не знаешь… – Я не решалась произнести этого вслух долгие годы. – Это была моя идея. Упасть… на что—нибудь, так что бы наверняка. Он отговорил мен. Он всегда был рядом, когда мне было плохо. А когда предали его, меня рядом не было.

– Это был несчастный случай. – Изрезанные морщинками глаза Полины округлились от удивления но она упорно стояла на своём.

– Я тоже хотела, что бы это выглядело именно так… – Слёзы вновь покатились по щекам, я не хотела плакать на его могиле, его всегда это очень сильно тревожило, не хотела показывать свою слабость, но это было уже не в моих силах.

– Давай будем помнить только хорошее. – Удивительно быстро оправившись от шока, сестра решила перевести тему разговора в другое русло. – Поверь, мне тоже не забыть, как ты просидела всю ночь держа его за руку, а потом прыгнула за ним…

– Я была маленькая и глупая. Я думала, что если согрею его руки, он встанет, улыбнётся своей удивительно красивой улыбкой и скажет: «Ребята, я пошутил, я живой…» но этого не случилось, той ночью мне казалось что от тепла моих рук, его руки стали тёплыми и он даже улыбался мне, он действительно улыбался, он наконец понял на сколько дорог и важен. А потом я поняла, что видела его в последний раз, и больше не смогу ни обнять, ни прикоснуться к нему. Вы осудили меня за мой выбор, но это был мой выбор, я хотела быть с ним, быть навсегда, но вы лишили меня этого.

– Ты была совсем маленькая девочка, тебе было всего четырнадцать в таком возрасте говорят гормоны, а не разум, мы не дали тебе сделать глупость, очередную в твоей жизни. Когда тебя достали, ты была вся седая. – Она снова опустила глаза, было видно, что эта тема была для неё больной.

– Вы не имели на это право…

– Это была вынужденная мера, у тебя был шок, ты не могла рассуждать здраво. – Как в тот день, пятнадцать лет назад меня вновь сурово пилили два зелёных глаза.

– Ты хочешь сказать, этот шок длится до сих пор?

– Не ходи по острию, это не выход.

– А есть ли он вообще? Может Саша был прав, и выход лишь один?

– В жизни мы совершаем ошибки, но есть такие ошибки, которых уже не исправить.

– Ты о смерти? – Но она лишь промолчала, вновь опустив глаза, на которые волной нахлынули слёзы. – Она самое жестокое создание, женщина с тысячью лиц и одним страшным именем, от которого мурашки начинают бегать по коже. Она играет в свою неповторимую игру – название которой жизнь, и только ей решать, сколько она продлится. Сначала она забрала Сергея он разбился, не справившись с управлением на скользком асфальте, на полной скорости влетел в бетонное ограждение, а я ведь так любила его, потом её жертвой стал Саша – потеря с которой мне никогда не смириться. Она забрала нашего дядю, задушив его раком, а ведь я до последнего верила в то, что он излечится, и ему действительно становилось легче. Теперь она же поджидает бабушку, мою бабулю, стоит у её изголовья нашёптывая каждый день, что песочные часы уже почти опустели… Разве это справедливо? А знаешь что самое страшное? – Ответ на мой вопрос отразился на её лице, она знала. Ей не было чуждо это всеохватывающее чувство бессилия. Бессилия пред чем – то более сложным и могущественным чем время. Бессилие перед ней, женщиной в чёрной мантии, перед её пронзающем холодом и умиротворённым покоем, перед её чарующей ужасом красотой, перед её безграничной властью.

– Я знаю – еле слышно прозвучал её голос, голос для которого в приоритете всегда был лишь командный тон, Полина знала, ей уже доводилось терять любимого, но он не был её братом, и эту потерю не в силах стереть года. Я поняла это сразу, потому как осунулось её лицо, словно мои слова добавили ей сверху ещё пятнадцать лет. Глаза и скулы впали, едва заметные морщинки бороздой разбежались по всему лицу, украсив его своим рельефным узором. Мне стало жаль сестру. В своей боли я тронула её за так и не зажившие за двадцать лет душевные раны. Мне стало стыдно, такого эгоизма я никогда раньше себе не позволяла.

– Прости меня! – Она лишь кивнула мне в ответ. И вновь обнявшись, мы побрели к открытой калитке старого сельского кладбища, на котором оставили самое дорогое, что было у нас обеих. И лишь красивая оранжевая бабочка с яркими чёрными точками так и осталась порхать над одинокими могилками, ожидая заката солнца и конца своего единственного дня.

Возвращаясь, мы обе молчали, каждая из нас думала о чем-то своём, без слов иногда намного легче привести свои мысли в порядок. Извилистая дорога в сумерках багрового заката вела нас по бескрайним просторам заброшенных полей, зеленеющих лугов, одиноких земляных ухабов и редких берёзовых, клиновых и дубовых оазисов поволжских степей. Пересыхающая речушка, разрывающая собой поселковую дорогу, никак не вписывалась в эту опалённую солнцем панораму, медленно несла свои скудные воды в надежде слиться с чем-нибудь более значимым, пробивала путь ручьям в новую жизнь. Как ни странно даже она жадно желала существовать. Цепляясь за последние капли жизни. Почему мы, люди не можем так же? Нам вечно не хватает чего-то, но потом когда у нас появляется это, нам нужно уже что-то другое и эта вечная гонка продолжается бесконечно. Может проблема и не в мире вовсе, а в нас самих, или в том, что мы воспринимаем этот мир как должное, эгоистично и предвзято, способны измениться лишь у грани когда сами себя загнали в угол, пути вперёд нет, а оглянуться назад, уже нет сил.

Откуда ни возьмись на дорогу прямо под колёса выскочила худощавая пятнистая кошка, это точно была кошка, их называют мраморными за трёхцветный окрас. Мы остановились. Я чудом не раздавила её. Она без страха в глазах уселась у самого бампера. Что это? Желание умереть от бессилия существовать в одиночестве или хитрая попытка обрести дом? Полина выскочила следом.

– Бедняжка! Слава богу, жива… – С вальяжной грацией потеревшись о колесо, только что чуть не раздавившие её, трепетно мурча, трёхцветная с надеждой побрела к её ногам, сестра растаяла, словно масло на солнце.

Видимо Экзюпери в этих краях не чтят. Я схватила нечастное животное, мысли были лишь о том, что с моим братом сделали что-то подобное, что и стало причиной всему. Она показалась мне такой нежной, словно я вновь прикоснулась к его тёплым живым ладоням. Брошенная, одинокая, изнывающая без человеческой заботы и тепла. Мне стало жаль её. Огромные желтые глаза смотрели на меня с такой безграничной преданностью, что слёз сдержать было невозможно. Кто же смог так жестоко поступить со столь беззащитным добрейшим созданием. Оставить умирать животное, в доли от людей, у которых можете быть, и дрогнуло бы сердце при виде этого пушистого очарования. Но её бросили на произвол судьбы – одну, в степи под палящим солнцем, оставили умирать. Что же так могло разозлить бесчеловечных хозяев, что подвинуло на такой жестокий шаг, ведь когда-то она была обласканным котёнком, не дика и покорна людской воле, она знала руки и может когда-то даже была любима.