Станислав Богданов - Последний старец. Крест Судьбы, Огненные скрижали…

– …В Южной Африке я охотилась на тигра, – стремясь заглянуть в его мысли, зашептала она сквозь затянувшийся поцелуй. – Вместе с мужем, тогда еще майором Йоркширского пехотного полка. Нас было всего двое и слуга-туземец. Я увидела зверя совсем близко, в десяти ярдах. У него была оранжевая атласная шерсть на гриве и желтые, точно застывшая смола, глаза. Они живут во мне, эти тигриные глаза. В них притаилась смерть. Нелепая и случайная. Мой «Голланд», к счастью, сработал без промаха. Оранжевая в полоску шкура висит в моем кабинете. Вы – этот тигр, мосье Седан! Вы и только… – чувствуя, что Седан колеблется, она зашептала быстрее. – Ах, милое животное! Жуткий и прекрасный зверь! Ты должен взять меня, бессовестно и нагло, прямо в этой грязной траншее. Я жду твоей силы…

Вернувшись в блиндаж, Седан чувствовал себя липким и грязным. Как та траншея, в которой произошло это. Наскоро обмывшись, он причесал волосы, зажег керосиновую плитку. Вскоре в кофейнике забулькало. В дверь блиндажа робко постучали. Это был Д` Алькан.

– …Из «двойки» бригады спущено письмо, – Седан, ходил по блиндажу. Карбидная лампа зеленоватым светом озаряла происходящее. – Так вот, капитан, согласно этой бумаге ваша матушка родом из Саарсбрюке. В девичестве она была Клара Бруне. Все верно?

– Стало быть, я наполовину Эльзасец, – усмехнулся Д` Алькан. – Кровожадный бош в полку… Мне скорбеть по этому поводу?

– Не знаю, мосье, – усмехнулся Седан. – Садитесь, мой друг. Я не военная разведка и контрразведка. Но у меня к вам есть вопросы. Как вы сказали – у меня, бош в полку? Я не ослышался? Стоит подойти ближе…

Так как капитан молчал, опустив голову, Седан подошел к нему. Медленно прицелясь, он залепил Д` Алькану пощечину. Одну, вторую. После первого удара тот отшатнулся. Затем рука его скользнула к кобуре.

– Я не буду с вами стреляться, мосье, – усмехнулся Седан. – Напрасно думаете… Садитесь за стол. Возьмите лист бумаги в кожаной папке, – он следил как Д Алькан, точно бездушный механизм, выполнял его указания. – Пишите: «Даю слово офицера и гражданина Франции, что…»

– Я не буду писать эту ложь, – сквозь зубы молвил Д` Алькан. Он расставил локти. Положил перо. – Да, мосье, я бош. Германская кровь течет в моих жилах. Что дальше?

– Мне не нужны предатели, – Седан, упрев руки, наклонился над столом. Его лицо приблизилось к капитану. – Мне нужны офицеры и патриоты Франции. Попробуйте опровергнуть меня. Впрочем, если попробуете – у вас два пути. Здесь, где вы пустите себе пулю в лоб, и там… – мосье полковник показал рукой в сторону предстоящей атаки. – Идите в сторону траншей бошей…

– Вы шутите, мосье? – Д` Алькан посмотрел ему в глаза, никого и ничего не таясь.

– Мне не хотелось бы сдавать вас «двойке»…

* * *

Из дневника Анри Седана:

«…Я вызвал к себе капитана Д` Алькана с тем, что бы тот заверил меня, что не является германским агентом или прогерманским субъектом. Я не добился от него ничего определенного. На мое предложение обозначить свои взгляды, он ответил решительным отказом. Если капитан Д` Алькан – германский шпион (по информации агентов „двойки“ он замечен в Саарсбрюкене с соответствующими лицами, зафиксированы беседы на определенные темы, как-то: Франция и Россия проиграет войну Германии, ибо от них отступился Господь), то его наглость или мужество – как будет угодно! – заслуживают уважения. Не могу не написать о том, как вел себя Д` Алькан-Бруне в атака на позиции б… (зачеркнуто) врага. Его батальоном был захвачен Главный дот, „Муравейник“. Думаю, что германскому шпиону было бы трудно так воевать против своих. По крайней мере…»

Там же, день спустя:

«…Они что, с ума сошли! Осатанели!?! Его взяли по решению военно-полевого трибунала за трусость и хотят расстрелять. Расстреливать нужно того, кто отдал приказ артиллерийскому дивизиону открыть огонь по своим. Я ничего не могу сделать для него. Я достоин презрения. Дерьмо, какое я дерьмо…»

* * *

…Утром ровно в шесть ноль-ноль, скучившиеся в траншеях солдаты и офицеры 145-ого полка в шлемах, при полном боекомплекте, ранцах и винтовках с сабельными штыками услышали звуки артиллерийского рожка. За этим последовал раскатистый залп полковой артиллерии, состоящей из восьми 75-мм пушек. Вскоре по позициям бошей принялись работать еще орудия. Расположенная под Шаньо батарея 155-мм тяжелых гаубиц принялась методично обрабатывать линии вражеских траншей с чуть заметными кочками пулеметных дотов.

Седан заметно вздохнул. Этого конечно было мало, но это было хоть что-то! Проклятые политики, проклятые генералы, ола-ла! Это же надо, они рассчитывали на скорострельные 75-мм пушки, а боши врезали им из своих тяжелых «свинок»?! В резали не им, а солдатам.

Полковая артиллерия утюжила проволочные заграждения. В клубах земли и темного дыма взлетали мотки колючей железной паутины с обломками кольев и деревянных рогаток, на которых была закреплена спираль Бруно. Орудия более крупных калибров сеяли смерть и разрушения в оперативном тылу бошей. В первую очередь, эти стальные гиганты с колоссальными жерлами, что выбрасывали тонные стальные «чемоданы», были призваны уничтожать вражескую артиллерию, опорные и наблюдательные пункты, склады боеприпасов, долговременные огневые точки под земляным, дровяным и бетонным покрытием.

Взирая на смертоносную работу артиллерии, полковник Анри Седан почувствовал некоторое облегчение. У него уже не было той тягостной дремоты, которая овладевала им с утра после бессонной от страданий ночи. Трех накатный командный блиндаж, в котором расположился он сам и штаб полка, надежно укрывал его от утреннего холода. Впереди, кипела и кишела огненно-черными, титаническими вулканами прежде знакомая, а теперь не привычная на глаз местность. В штабе не было той обыденной толкотни, каковая наблюдалась повседневно. Его подчиненные выглядели сурово и молчаливо; кто-то с вечера, а то и с ночи гладко выбрился. Мишель Копье, молодой еще парень из Марселя, что сидел перед полевым телефонным аппаратом «Эриксон», благоухал тонкими парижскими духами. Полковник Седан время от времени использовал полевую связь, уточняя обстановку и настроение своих подчиненных. Командиры батальонов отвечали ему сквозь щелчки и шум взрывов, что готовы к атаке; сержантам штурмовых групп выданы фугасные и фосфорные гранаты.

– Мосье полковник! Вас просит к аппарату полковник Курочкин из состава русского экспедиционного корпуса. Его полк, помнится, держит оборону на нашем левом фланге, – необыкновенно сухо отрапортовал молодой телефонист Мишель Копье. Худое, с легким золотистым пушком лицо под голубой каской тоже было чужим. – Вы будете говорить с ним, мосье полковник?