Владимир Черногорский - Заметки престарелого донжуана. Все здоровое, что во мне осталось, это нездоровая тяга к красивым женщинам

Оросив на прощанье поэтический голеностоп, кобель удалился.

– Что это выло? Чудище морское? – немного придя в себя, Вероника отжимала волосы, – Передайте мне полотенце, оно в сумке.

Однако ни приданого, ни одежды поблизости не наблюдалось.

Стараясь не разбредаться, парочка утюжила опустевший пляж, и в итоге окончательно заблудилась.

– Хорошенькое дело, куда ж мы теперь? – Витек смотрел на спутницу глазами Адама до встречи со Змием, – К вам?

Делить добычу с подругами в планы барышни не входило.

– Нее, они уже спят. Переночуем в вашем номере.

– Никак невозможно. Консьержка строгая, может вас не пустить. Знаете что? – Витька осенило, – Напросимся в гости к моему другу. Он известный писатель, то да се… Обязаны пропустить.

«Сегодня, определенно, мой день. Танька лопнет от зависти. Это тебе не под лестницей с разносчиком пиццы целоваться» – Вероника шаркнула ножкой:

– Право неловко как-то, ночь на дворе. Впрочем, я вам полностью доверяюсь.

Дарья Петровна допивала четвертую чашку, когда вновь зазвенел колокольчик и порог переступил молодой человек весьма приятной наружности. Посетитель держал цветной журнал, раскрытым чуть ниже пупа. В остальном он походил на расплодившихся нудистов, облюбовавших каменистую береговую линию на окраине городка.

– Здравствуйте! Приятный вечерочек, не правда ли?

«Гляди, какой воспитанный», – Дарья Петровна умела ценить вежливость:

– Дешевых номеров нет.

– А мне как раз бюджетные и не нужны, – отмахнулся гость, – Хочу пообщаться с другом, а он, привереда, ниже полулюкса даже не рассматривает.

– Отчего же «с другом? – непринужденный жест посетителя не остался незамеченным, дежурная поправила прическу.

Ох, уж, эти женские прически! Прихотливые, по-кошачьи самолюбивые архитектурные изыски способны поведать о хозяйках самое заветное, подчас неведомое венчаемой голове. Дарья Петровна с гордостью носила классическую халду – своеобразный дресс-код преуспевающих чиновниц среднего звена. Прямые волосы она презирала, считая уделом подростков и начинающих секретарш.

– … Мы не в бане.

Какой из намеков принять во внимание, Витек сразу не сообразил и продолжил гнуть свою линию:

– Вот только запамятовал, в каком номере он остановился.

– Бывает. Вдали от семейного гнезда мужчины о многом забывают. Вы в командировке? Или так?

– В отпуске, – Витек прочертил в воздухе подобие убывающей кардиограммы, – В творческом.

– Ах, как это интересно. Обожаю свободных художников. Над чем работаете, если не секрет?

Поэта дважды просить не надо: Витек резво начал с раннего, продолжил отрывками из неопубликованного (благо выбор позволял) и слегка притормозил на незаконченной балладе «Коси краса на небо голубое».

За дверью терпеливо мерзла Вероника. Девушка успела сосчитать все мурашки, но обещанное кодовое слово «Ау», будто нарочно, не звучало. В приоткрытые жалюзи она отчетливо видела, как ее пылкий избранник уговаривает консьержку, а та внимательно слушает, изредка кивая в такт взмахам богемных рук. Согревала мысль о том, что подруги-соперницы далеко и наверняка мучаются разгадкой, каким чудом раз за разом бутылочка выбирала именно Веронику.

Счастье разыскивает подгулявшим курьером, беда вваливается пьяным соседом по лестничной клетке.

– Лопни мои глаза, если это не наша Вероничка, – голос Татьяны звенел хрусталем и морозил не хуже, – В натурщицы подалась?

– Любой труд почетен, – Шурочка протерла очки, – Ведь так нас учили?

– Он еще и картины пишет? – Зосины ноздри раздулись до размеров шестнадцатого калибра.

– Однако… – Ирочка ощупала взглядом посиневшее тело подруги. Что она искала на знакомой с первого курса фигуре, осталось неизвестным, ибо Жанночка пискнула, чем и вызвала огонь на себя.

– И когда, ты, только перестанешь ойкать?! Грета, скажи ей, – Ирочка полезла в карман за папиросами, – Она всех кавалеров распугает – решат, что мы – дурочки.

Коробка душистых Сальве оказалась неожиданно пустой. Ирочка в недоумении пожала плечами:

– Грета, угости. Знаю, куришь такие же.

– Кончились. Жанка! Выпей воды.

– Ой! – виновница потрясла минералкой, – И у меня – кончилась.

– Тогда пососи палец, помогает, – Шурочка повернулась к Веронике, – Я думаю, тебе необходимо одеться. Во-первых, ты своим видом компрометируешь наш прославленный лицей имени «Безымянной монашки без роду и племени», во-вторых, глупо простужаться в каникулярное время.

– Не во что, – сумела, наконец, вставить слово Вероника, – может, Танька поделится?

– Щас! – вернула должок Татьяна, – Спешу и падаю.

– Не ссорьтесь, девочки, – Шурочка погрозила пальцем точь-в-точь как делала ее бабка – заведующая культпросветом, – Давайте сперва разберемся. А где твои брендовые наряды и почему отсвечиваешь голым задом в неподобающем месте?

– Тебе, подруга, с твоей рожей и происхождением не понять, – обиделась Вероника.

– Да, не всем подфартило вырасти за кулисами, – смутить Шурочку было так же сложно, как объяснить ее бабушке тонкости производства жевательной резинки Wrigley’s, – Просвети нас, темных.

– Изнасиловали меня! Чего не понятно? То есть, пытались… и очень настойчиво, заметьте. Я, конечно же, кричала. Звала на помощь. Себе на помощь, Танечка, себе. Альфред – он отлучился за шампанским – как услышал, как набежал… всех раскидал! Жизни, говорит, для тебя не пожалею. Вот!

– Трусы, где? – продолжала настаивать зануда Шурочка.

– И все остальное… – поддержала Танька.

– Вот приклеились! Как банный лист к… – Вероника выразительно указала куда, – Они же и украли. Фетишисты, проклятые.

– А где спаситель? Альфредик, где?

Последнее, что желала предъявить девушка, так это с великим трудом добытого кавалера:

– Побежал догонять грабителей. Жаль, у него одна нога простреляна.

– Ой! – Жанночка на миг освободила рот.

– А мы и выстрелов не слышали… – Ирочка все вертела и вертела коробку.

– Где вам! Небось, музыку слушали. Чего неангажированным еще делать?

– Да нет… – Ирочка вогнала Жанночкин указательный до середины последней фаланги, – глушитель у них. Меня не проведешь. Ну что, милая, ойкать расхотелось?

Жанночка, выпучив глазенки, утвердительно промычала.

– Ну, хорошо, – Шурочка сняла очки в знак окончания беседы, – поступим следующим образом: Вероника идет с нами, одежду я дам, Жанночка остается ждать возвращения Альфреда.

Упирающуюся Веронику потащили в гостиницу.

Ирочка, обернувшись, показала Жанночке внушительный, как бюстик графа Льва Николаевича, кулак:

– Вынешь, прибью!

Василий Петрович Незебайло, или просто – Петрович, страдал. Делал он это тихо, но регулярно, как и подобает настоящему мужчине, почти что моряку. Сам Петрович в дальние плавания не ходил, все больше удил на самолов бычков-подкаменьщиков либо дурил сумасбродную ставридку. Бывало, и мелкая камбала сослепу хватал чужое, и горько потом раскаивалась, посыпанная крупной солью и подрумяненная с боков. Однако за пределы мелководья смотритель маяка не заплывал.