Валерий Красовский - Письма из прекрасного далека. Книга седьмая. От златой Праги до Братиславы

Сменивший Герека Станислав Каня также не смог справиться с ситуацией, усугублявшейся коррупционными разоблачениями и некомпетентностью руководителей на местах.

В декабре одна тысяча девятьсот восемьдесят первого года министр обороны генерал Войцех Ярузельский ввел военное положение. Активисты «Солидарности» были задержаны.

Как стало известно позже, руководство Советского Союза даже не рассматривало вопрос о введении дополнительных воинских формирований на территорию Польской народной республики, тем не менее части тридцать первой танковой дивизии перевели на казарменное положение.

Майор Еремин сидел за столом в обмундировании, перед ним лежала кипа газет и брошюр, рядом стоял тревожный чемодан.

– Валерий Алексеевич, можно вас попросить осмотреть одного больного, – обратился к ведущему хирургу начальник приемного отделения капитан Лесков Семен Павлович.

– Которого?

– После флегмонозного аппендицита. Я его позавчера оперировал.

– Да, я в курсе. А что случилось?

– Сегодня у больного усилилась болезненность возле операционной раны.

– А температура?

– Вчера была в норме, а сегодня утром подскочила до тридцати восьми градусов.

– Это плохо. Рану наглухо зашил?

– Да. Я отросток удалил полностью.

– Давай посмотрим.

Еремину пришлось переодеться и идти смотреть больного. В перевязочной палате он снял три шва, развел раневые края. Ложе отростка было черным. Зашивание раны наглухо было тактической ошибкой хирурга.

– Надо было дренировать и наложить первично отсроченные швы, – подсказал он Лескову.

Затем Еремин вставил дренаж, наложил стерильную повязку с гипертоническим раствором хлорида натрия, назначил антибиотики.

– Нужно очень аккуратно оперировать, чтобы не распространить инфекцию и строго соблюдать правила асептики. Это у тебя уже второй случай с подобным течением, нужно поработать над этой проблемой.

Наступило время обеденного перерыва. Офицерам, чьи квартиры были на территории части, разрешалось ходить домой, остальные находились на довольствии в солдатской столовой и пользовались сухими пайками. Ожидание всегда томительно. Текущая работа не могла занять все время, поэтому его избыток старались чем-нибудь наполнить. Обычно играли в шахматы, шашки или домино. На место Феофанова прибыл новый начальник медицинской службы дивизии подполковник Салахов. И, как только один из военных медиков упомянул его фамилию, он, словно джин, неожиданно появился перед своими подчиненными, выйдя из тени медсанбатовского коридора в холл, служивший ординаторской.

Кто-то скомандовал:

– Товарищи офицеры!

Все дружно поднялись. Ожидаемой фразы: «Можете садиться» не последовало. Воцарилась напряженная тишина. Салахов хмуро обозрел лица офицеров и столы, на которых замерли игровые баталии, затем резко произнес:

– Немедленно убрать!

Заведующий отделением капитан Лабазов попытался возразить:

– Товарищ подполковник, мы уже здесь сидим почти неделю! Надо же чем-то заняться.

– Уставы и специальную литературу читайте.

– Да мы это уже почти наизусть выучили.

– Прекратить разговоры! Немедленно все убрать!

Еремин нехотя сдвинул с шахматной доски позицию и начал складывать фигуры. За ним последовали другие.

– Вот так-то лучше, – сквозь губы проговорил Салахов и удалился.

– Наверное, хочет на повышение досрочно пойти, – вслед ему громко проговорил капитан Лабазов.

Иногда, но очень редко, обращались заболевшие военнослужащие и члены их семей. Их осматривал дежурный врач, остальные занялись чтением. Дело близилось к вечеру. Два врача-ординатора задремали, подперев головы руками. Предыдущие ночи спали по очереди. Ожидание утомляло хуже работы.

– Давайте-ка сыграем в подкидного, а? – предложил Лабазов, доставая из кармана колоду карт.

Сонные медики оживились, посмотрели на Еремина. Валерий Алексеевич изобразил на лице нейтралитет. Оценив это, как знак согласия, к командиру операционно-перевязочного взвода подсело несколько человек, и началась игра.

– Так вот как вы выполняете мои распоряжения! – неожиданно раздался голос Салахова. Оказывается, он все это время находился неподалеку в пустой офицерской палате, где прилег отдохнуть и мог подслушивать разговоры.

Игроки медленно сложили карты и встали, кроме Лабазова. Тот, как ни в чем не бывало, продолжая сидеть, достал из нагрудного кармана небольшую отполированную из нержавеющей стали плоскую фляжку, не спеша отвинтил крышку и сделал из нее пару глотков. Затем встал, подошел к Салахову и протянул ему емкость:

– Товарищ подполковник, угощайтесь! Пятизвездочный! Армянский!

Салахов побагровел, но смелость и невозмутимость, с которой предлагал приложиться Лабазов, его смутили, и, казалось, лишили дара речи. Он, не говоря ни слова, резко развернулся и ушел. Примерно через час из штаба дивизии было получено распоряжение о снятии повышенной боевой готовности. Служба вновь пошла в привычном ритме.

При стрельбе из автомата он всегда снижал показатели взвода – либо мазал вообще, либо попадал в молоко. Рядовой Маппыайап Миитэрэй Тэрэнтэйэбис от рождения или Матвеев Дмитрий Терентьевич, как значилось в военном билете, был призван из Якутии.

– Матвеев, сегодня лучше, наконец-то попадать в мишень стал, – говорил ему командир взвода лейтенант Шаламов. – Якуты же хорошие стрелки, охотники, а почему у тебя ничего не получается?

– Я не охотника, я оленевода, – оправдывался Дмитрий. – Мой отец был охотника, пушнину добывал. Белке в глаз целился и попадал.

Он говорил целые фразы на чисто русском языке, но отдельные слова употреблял сообразно своему разумению.

– Закончить стрельбу! Оружие к досмотру! – скомандовал Шаламов.

Убедившись, что все в порядке, он повел свое подразделение в казарму.

Начальник продовольственной службы саперного батальона капитан Гляков Пантелей Германович был заядлым охотником. Подстрелить зайца, косулю или кабана на предельном расстоянии было для него удовольствием. Казалось, что других тем для разговоров, кроме охотничьих приключений, для Пантелея Германовича не существовало. Дома на стене у него располагалась довольно обширная коллекция рогов разной формы и величины. Они были обработаны слоем лака, поблескивали в свете бра и казались рукотворными художественными произведениями. Огромные ветвистые лосиные рога висели под потолком, другие рядами ниже. Был у него особый рог – подарок кавказских друзей, из которого он угощал сослуживцев вином, когда те приходили в гости.

На субботу намечалась охота в районе артиллерийского полигона. Чтобы усадить всех желающих офицеров и нескольких помощников из числа рядовых взяли две машины: командирский уазик и санитарный автобус. Якута Дмитрия, или Митю, как дружески называли его товарищи, тоже волей случая включили в состав охотничьей группы. От него требовалось сторожить имущество и быть при рации. Уже на месте был определен сектор обстрела, назначены те, кто будет в засаде, и кто будет гнать дичь. Все поначалу складывалось удачно: подстрелили косулю, затем кабана. У Мити тоже был автомат с одной пулей в стволе на тот случай, если на него выскочит вепрь. Слышались крики погонщиков, но зверья больше не было. Неожиданно из густого зеленого кустарника в стороне от сектора обстрела послушалось странное хрюканье. Дмитрий насторожился, схватил автомат и выстрелил наугад. Хрюканье прекратилось. Вскоре охотники начали подтягиваться к стоянке. Не пришел только капитан Гляков. Начали звать, но никто не отзывался.