Галина Беззубова - Бизнес-бомж

– У меня будет ребёнок, я не знаю, что делать. Тебя нет – и я не знаю, оставить его или нет.

– Как это – оставить или нет? Мой ребёнок должен жить. Этот тупой вопрос могла бы мне не задавать, это не обсуждается. Я найму няню, а ты можешь валить за бугор, косточки погреть, после того как он родится. И почему ты опять создала трагедию из ничего? Я просил тебя, я говорил тебе, чтоб я не видел больше этого выражения лица. Сука! – Степан резко повернулся и захлопнул за собой дверь…

Слёзы навернулись на его глаза, но тут же он почувствовал тепло своей спасительницы.

– Не грусти и не вини себя ни в чём. Ты был слеп, ты не знал, что это больно, ты не понимал Ольгу. А теперь не вини себя и не жалей её, она уже там, где ей хорошо. Её жизнь была короткой, но она снова придёт на Землю, в другом лице, и судьба её станет намного проще. Это было её испытанием и расплатой за то, что когда она выбирала тебя, она тоже не видела тебя, не знала твою душу. Ей нужны были деньги и гламур, она его получила – это ты дал ей сполна. Но время и жизнь показали ей, что, имея деньги и вещи-тряпки, нельзя получить счастье. Счастье состоит не в этом, оно возможно с этим, но не в этом. Ты не должен держать в душе тоску и печаль, иначе для радости в твоей душе не будет места. Посмотри, как красиво и хорошо вокруг, послушай, как поют птицы. Ты жив, а это прекрасно. Ты можешь видеть и слышать. Это у тебя долгая жизнь – и у тебя есть время показать это другим. Отдыхай и набирайся сил, они тебе нужны, чтобы раздать их другим.

Степан закрыл глаза и уснул. Когда он проснулся, было уже темно. Звуки тишины наполнили его душу, тело. Он чувствовал лёгкость и свободу.

Выйдя из машины, он встал на колени и произнёс молитву Оптинских старцев. Он часто приезжал на это место, чтоб произнести именно эту молитву. Она давала ему сил и помогала во всём и всегда. Он нашёл её на клочке бумаги, который принёс ветер к кусту, у которого остановился Степан, выйдя из больницы. Тогда он поднял скомканный лист бумаги, прочёл его и поблагодарил своего ангела. Он знал, что именно она подвела его к этому месту, где лежал и ждал его этот смятый маленький лист, который вместил в себя целую бесстрашную жизнь Степана. Он читал её и читал, может, пять, может, десять раз. С этого момента он знал её наизусть, так же, как будто жил с ней всю свою жизнь, с самого рождения. Покинув в тот день больницу, Степан самой короткой дорогой направился к вокзалу. Он зашёл в ближайший магазин, купил еды, водки и много яблок, сока. Взял с собой молодого таджика, чтоб тот помог ему донести все подарки, так как сам он был слишком слаб.

Степан подошёл к огоньку Клюшки. Раньше он казался ему большим горячим, чуть ли не праздничным костром в сказочном прекрасном доме, а сегодня он увидел его в реальном свете. Маленький тлеющий костерок и пара серых грязных бомжей, на которых жалко и страшно было смотреть. Клюшка была дома, если её логово можно было назвать домом. Но брезгливости и отвращения Степан не испытал. Он, согнувшись, почти заполз в её халабуду, находящуюся за вокзалом. Бомжи в изумлении повернулись, так как посторонние к ним без приглашения не приходили. Там могли находиться только те, кто знал этот дом, или те, кого притащила Клюшка. С этого логова и начиналась жизнь всех бомжей, вступивших в их семейку. Они знали всех в лицо и знали друг о друге всё. Для них было очень важным, чтоб они не завели себе там врага в виде агрессора, так как защищаться в логове у них не было сил. Они здесь спали, болели, веселились, говорили по душам и строили планы, чтоб выжить.

Степан, отпустив таджика, низко поклонился и сказал:

– Мир вашему дому, я – Степан.

Но это не изменило ситуацию, они как были непонятно напряжёнными, так и остались, ничего не промолвив.

– Я – Степан, – ещё раз повторил Степан.

– Какой Степан и что нам за дело до тебя? – сказала Клюшка. Но орать она не стала, опустив глаза на две больших китайских сумки, откуда доносились запахи пищи. Она понимала, что этот Буратино – не пустой барабан, и им, может, что-нибудь перепадёт, если она проявит свою ловкость, сноровку и ум.

– Я – Степан, бомж. Вы не помните меня?

– Какой «Степан-бомж», ты что? У нас был один Степан. Да, царство ему небесное. Три месяца назад он попал под колёса машины и отправился в небеса необетованные, куда, к нашему сожалению, нам дорога закрыта, – с какой-то грустью и сожалением сказала Клюшка. Бомжи знали всё о всех, и то, что Степана размазали по асфальту, было известно всем без исключения уже тем же вечером. Клюшка даже помнила, что они устроили ему какие-никакие поминки.

– Да я и есть тот Степан, я остался жив.

– Но… – в это Клюшка даже спящая не поверила бы. Что этот высокий коренастый, правда, исхудавший и бледный, парень был вчера бомжом. Тем Степаном, что валялся всегда где попало, так как он уже не мог жить, даже бомжом. Они ещё во время поминок, перекрестившись, сказали: «Царство ему небесное – и это всё к лучшему. Сегодня-завтра – он бы всё равно скоро отдал Богу душу. А так даже хорошо, смерть – быстрая и лёгкая. Не мучился и не умирал, как чёрный Слон, у которого гнило всё тело года два и он с этим жил, а потом даже спиртным не мог заглушить боль и умирал с мычанием и стонами. Да и не только Слон. Сколько было на памяти Клюшки за эти пятнадцать лет, что она прожила среди них! Скольким она вливала в рот водки в надежде, что они зачихают, закашляют и начнут дышать.

– Я не умер, меня увезли в больницу и спасли.

– Ну, это вообще из серии сказок. Ты что, развести нас хочешь? Давай говори, что тебе надо, и убирайся.

Долго это продолжалось или нет, но ночью горел костёр, и все бомжт, по Клюшкиному приказанию, были каждый на своём месте. Все сидели вокруг огня – сытые, довольные, в меру пьяные. Степан рассказывал им свою историю, а они внимательно слушали, как заворожённые, боясь пропустить любое его слово – это было чудо, а они все, как оказалось, верили и ждали. Многие верили и ждали. У каждого из них был маленький или большой огонёк в душе, который согревал жившую в ней надежду. Надежда помогала им спать в мороз, в дождь на улице, есть грязную пищу, переносить болезни. Надежда всегда говорила им: бывают чудеса в жизни, и это чудо, возможно, придёт за тобой, придёт, заберёт всю боль и горечь, вернёт простую нормальную жизнь, что станет их счастьем. Им теперь прекрасно виделось и понималось, что дай им любую, самую тяжёлую, судьбу, они бы её вынесли и не сломались, они бы были самыми счастливыми, потому что она есть. Они отдали бы всё за светлую комнату, чистые вещи, белую простынь и очередь в простом магазине. Они знали, что это – счастье, именно счастье. По опыту жизни на улице они без раздумий могли сказать, что такое счастье и что такое несчастье. Теперь каждый из них знал полное определение счастью. Жизнь… простая жизнь… человеческая жизнь – вот оно, человеческое счастье. Любой из них, как им казалось на тот момент, не задумываясь лёг бы под колёса самого страшного автомобиля, летевшего на полной скорости, чтоб хоть на миг очутиться там, где был Степан. Увидеть и познать, что видел и знал Степан.