Геннадий Мурзин - Виселица для ослушников. Уральский криминальный роман

– А потом?

– Как и многие другие, вернулся на гражданку.

– И чем занялись?

– Решил продолжить дело отца, который всю жизнь проработал токарем-карусельщиком на Уралмашзаводе. Профессия по тем временам – нужная и денежная.

– Простите за нескромное любопытство: травмы на теле получены на производстве?

Фомин отрицательно мотнул головой.

– Нет, Савелий Иванович.

– Я так и подумал… Во всяком случае, одна из травм, несомненно, – огнестрельное ранение.

– Вы правы… Хотели убить, но не получилось. Пуля прошла на вылет, при этом не задела жизненно важные внутренние органы. Так сказать, в рубашке родился. Другой рубец – от ножа.

– Конфликт… на бытовой почве?

Фомин усмехнулся.

– Не совсем, Савелий Иванович.

– Как вас понимать?

– По мне стреляли и не раз. Обычно промахивались, а однажды… Попали-таки.

– Загадками говорите.

– Ничего загадочного, собственно говоря, нет. Вас, как вижу, пометили душманы и хорошо пометили, а меня – наши, российские бандиты. Я ведь тоже служил и целых двадцать пять лет.

– То есть?

– Когда вернулся из армии и когда навострил лыжи в сторону завода, вызвали в военкомат. Военком прочитал лекцию: мол, комсомольцу и с такой армейской квалификацией (в ВДВ проходил службу) сам Бог велел (именно так высокопарно выразился) послужить на ниве охраны правопорядка. Наивным был, дурачком. Развесил уши. Более того, предложением загордился. Военком, увидев, что я уже готов лопнуть от счастья, выдал мне направление в областное УВД, а там перенаправили в Нижнетагильскую школу милиции. Закончил энтузиаст с отличием. Вот и оказался сначала в уголовном розыске Прижелезнодорожного района, а потом, спустя три года, перевели в областную уголовку, откуда и ушел десять лет назад на пенсию.

– По-нят-но, – протянул Низковских, – а я подумал…

– Что бандит, пострадавший в очередной разборке?

Низковских, смутившись и покраснев, ответил:

– Ну… да… Что-то вроде того… Комплекция у вас… Устрашающая – гора мышц… И… кулачищи – жуть.

Фомин кивнул.

– Бог не обидел.

– Не только, нет, не только и не столько. Скорее всего, результат мучительных тренировок.

– Все-таки два года службы в десантных войсках кое-что дали.

– Извините, что нехорошо подумал.

– Пустяки. Нынче принадлежностью к бандитскому сообществу принято гордиться.

Низковских нахмурился.

– Не шутите так. Ну, ладно… Получается, что на, так сказать, заслуженном отдыхе?

– В данный момент – да. Вот лежу на пляже, грею пузо – ни забот, ни тревог.

– Не хотите ли сказать, что, выйдя в отставку, продолжаете трудиться?

– В некотором роде, Савелий Иванович.

– То есть?

Фомин рассмеялся.

– Сейчас я – бо-о-ольшой начальник.

– То есть?

– Создал своё частное детективное агентство, в котором я – и швец, и жнец, и на дуде игрец.

– И… заказы есть?

– Даже с избытком. Кому-то приходится отказывать.

Уральские мужички вновь поплавали и вернулись. Фомин взялся за книгу. Жена его была права: на пляже столько нимф, что глаза разбегаются. Соблазны на каждом квадратном метре. Стоит протянуть руку и… Тьфу-тьфу! Изыди, Сатана, изыди! Не смущай невинную душу! Он уткнулся в книгу и не обращал больше никакого внимания на окружающих.

– Александр Сергеевич, – Фомин поднял на соседа глаза, – позвольте полистать газету. Все равно без дела лежит.

– Да, пожалуйста… Свежий номер… Прихватил, но пока не смотрел.

Низковских взял, взглянул на первую страницу.

– Ого! «Криминальное обозрение» – региональная независимая правовая газета… Так… Интересно… Почитаю.

Перевернув страницу, углубился в изучение коротеньких материалов под шапкой «Что? Где? Когда?». Буквально через пару минут, вскрикнув, переполошил Фомина. Тот оторвал взгляд от книги и взглянул в сторону соседа.

– Потрясающая новость?

– Мало того!

– В чем дело, Савелий Иванович?

– Но здесь… В заметке сказано, что в Ирбите…

– Что в Ирбите?

– Исчез, не оставив никаких следов, Низковских Дмитрий Савельевич… тысяча девятьсот девяносто третьего года рождения.

– Однофамилец? Или ваш родственник?

– Это же Димка исчез… Мой сынулька!

Низковских вскочил и стал спешно собирать вещички и заталкивать в пакет.

– Боже мой! Боже мой! Что могло случиться с ним? Только этого не хватало… Лечу домой… Тем более, что и без того я должен был вернуться домой… Извините… Спасибо за компанию… Рад знакомству… Жаль, что встретились в последний день… Мир тесен… Возможно, еще и встретимся… Да… – Савелий Иванович, державший в трясущихся руках пакет с барахлом, смотрел на Фомина и о чем-то думал, – Александр Сергеевич, но вас со мной сам Господь свел.

– Возможно, – ответил Фомин и тоже встал.

– Ну, кто же еще, если не Господь? Вы же… частный детектив и… Я прошу вас… Ну, пожалуйста, помогите… Я заплачу… Я машину продам… Машина у меня хорошая… Пожалуйста!

Фомин строго сказал:

– Не порите горячку, Савелий Иванович. Может, ничего и не случилось. Вы прилетите, а сын будет дома. Судя по заметке, – он ткнул пальцем в газету, – к розыску приступила полиция… Успокойтесь, сына найдут.

– Найдут?! Наша полиция найдет? Кто-кто, а вы-то знаете, чего стоит полиция. Палец о палец не ударит – вот! Не верил и никогда не поверю в нашу полицию… Одна надежда на вас, Александр Сергеевич.

– Не преувеличивайте, – Фомин попробовал охладить земляка. – Мои возможности тоже имеют свои пределы.

– Нет-нет-нет! Не отговаривайте меня! Не отказывайте в помощи несчастному отцу, у которого такое горе!

Фомин смущенно опустил глаза вниз.

– Я не отказываю… Если вдруг действительно что-то с полицией не заладится, то, – он достал из джинсовых потертых брюк блокнотик, крохотную ручку, написал свой номер телефона и протянул Савелию Ивановичу, – звоните… Но имейте в виду, что появлюсь в Екатеринбурге не ранее тридцатого сентября, а к тому времени, я надеюсь, всё уладится. Уверен, что с вашим сыном ничего серьезного не случилось.

– Ваши бы слова, Александр Сергеевич, да Богу в уши.

Фомин похлопал земляка по плечу.

– Не теряйте надежду, старина, не теряйте.

Прощаясь, они обменялись крепким рукопожатием.

Чем дальше, тем больше растет в нем беспокойство. Да, сын у него, в самом деле, вырос непутёвым. И что из того? По глубочайшему убеждению Савелия Ивановича, оттого Димка никогда не становился и не становится ему менее близок и дорог. Потому что родная кровь, часть его. Возможно, не лучшая его часть, а уж какая есть, какая получилась. Отец в том видит и чувствует свою вину, казнит себя. Душа неспокойна, поэтому по ночам видит кошмары, в которых сын предстает в образе инопланетянина или в роли страшного демона, который всегда тянет свои щупальца к его шее, пытается обвить и задушить. Просыпается в холодном поту. До утра не сомкнув глаз, лежит в кровати и думает, думает, думает: о чем сон его пытается предупредить? Ответа не было и нет. Утром, встав с больной головой, по-настоящему не отдохнув, быстро позавтракав тем, что на столе, бежит на службу. Евдокия Сергеевна, вторая жена, чувствует тревогу мужа, понимает, но молчит, не лезет в душу с расспросами. Иногда лишь, укрывшись от домочадцев на кухне или в ванной, дает волю слезам. А чем, собственно, она может помочь любимому мужу, с которым живет душа в душу почти двадцать лет? Да ничем! Вот и остается тайком лить слёзы. Почему тайком? Чтобы еще больше не растравливать родного мужа, которому и без ее охов да вздохов тяжело. Никому дома не сказав, неделю назад побывала в старинной Ирбитской Свято-Троицкой церкви, история которой уходит в глубь веков, поставила свечи и обратилась с молитвенной просьбой к своей заступнице Святой Евдокии, чтобы та облегчила мужнюю беду. Да, Димка ей, по сути, никто. Ей никто, а вот Савелию дорог. Первый ребенок, сын. Она это понимает. Всегда понимала, что значит для главы семейства наследник, продолжатель родовой фамилии. Хотела сама родить парнишку. Не получилось.