Евгений Шестов - Звучащее слово. Повесть

© Евгений Шестов, 2019

ISBN 978-5-4496-1749-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Он лежал в постели и вспоминал весь прожитый сегодня день. Начинался день до безобразия банально, со звонка будильника. Он проснулся, быстро откинул одеяло, лихорадочно нащупал в темноте кнопку, чтобы отключить этот чертов звонок, и тут же ощутил свежесть ночного воздуха. Нащупать ногами тапочки в темноте получилось не сразу, поэтому к моменту, когда он вошел в ванну, ноги успели замерзнуть. Вода из крана лилась на руки и голову тоже холодная и неприятная, но бодрящая. Поэтому из ванной он вышел уже готовым к восприятию информации. С этого день начинался, и было это в половине седьмого утра.

А теперь на светящемся циферблате часов уже значился третий час ночи, и никак этот день не хотел заканчиваться. Это была не бессонница. Он легко мог уснуть, но не давал себе это сделать. Он изнурял себя пустым бессмысленным сидением в кресле либо за столом у компьютера, не делая ничего, что было бы полезно и необходимо. Он не задавал себе вопрос, почему я не сплю, и не пытался найти нужный, единственно верный ответ. Все события прошедшего дня наплывали на него каким-то туманом, и уходили туда же в туман.

Денис встал. Сквозь плотную занавеску в комнату все-таки проникал слабый свет от стройки. Десять лет возле его окон что-то строили. Но что, он до конца понять так и не мог. Не мог этого сделать ни один житель дома. Потому что этот долгострой несколько раз уже менял хозяев, менял свое назначение. Сначала это был детский сад, потом детский комбинат, потом детская поликлиника, потом разговор пошел об открытии казино, но его сразу же пресекли сердобольные старушки, которым уж очень не хотелось иметь возле школы еще и казино. На сегодня стройка опять была заморожена. Иногда на ней ночами горели огни, но так несмело и робко, что было очень конкретно понятно, что это недостроенное здание будет влачить свое теперешнее состояние еще не один год. Хотя при чем тут это здание? Денис не думал. Так, мысль пришла, и так же благополучно ушла. На ум пришли почему-то глаза Галки, молодой сотрудницы, которая смотрела на него дико и удивленно, когда он выскочил из кабинета шефа на одной ножке, продолжая выкрикивать оскорбительные слова в адрес шефа. А потом он споткнулся и чуть не упал на эту самую Галку. И как же мило она ему улыбнулась, дура. Что она понимает? При чем тут… Кстати, эту Галку можно… Да нет, слишком молода, зелена и неспела. Что с нее взять? Слезы, да и то крокодильи. Она ведь чья-то протеже. Надо с этой протеже поговорить. Поработать.

По подоконнику стучали капли дождя. Они сеяли не сплошным потоком, а отдельно, как будто раздумывая, стоит капать или подождать.

Внезапно голова прояснилась. Лишние мысли ушли, истаяли, пропали бесследно. Осталась одна, рабочая. Она приходила уже не раз. И каждый раз обрастала новыми подробностями. Теперь подумалось: рассказов в программе должно быть шесть. Три в одном отделении, и три в другом. Надо взять две новеллы про матерей, две про отцов и две про детей. И простроить композицию. Но вот как, Денис пока не придумал. И назвать эту программу можно будет «Дорогие сердцу люди». Горький – хороший автор, благодарный материал, хотя и не освоенный еще лично им, Денисом. Сколько его читали? И ставили. А вот, поди ж ты, притягивает. Говорить ли кому об этой новой задумке, Денис не знал. Да и, наверное, не хотел. Пусть отлежится материал, нарастет необходимое мясо, появится каркас, основа, он начнет уже учить текст, вот тогда можно будет с кем-нибудь посоветоваться, кому-нибудь рассказать, попросить совета. Сейчас не время. Молчи пока, оборвал себя Денис.

Идею сделать новеллу о матери он вычитал, можно сказать, вычислил в книге Журавлева. Там Дмитрий Николаевич рассказывал об одной работе над этой новеллой Горького. Подумалось тогда: можно к восьмому марта сделать концертный номер. Но когда начал читать текст, обнаружил, что новелла очень большая и слишком серьезная для праздничного концерта. Но странное дело. Книга не отпускала. «Сказки об Италии» манили и будоражили. Стал читать подробнее, уже вдумчиво. Сколько потом он прочел и об этой книге и о том, как русские чтецы работали над разными новеллами Горького. Оказалось, что у автора две новеллы о матерях. И настолько они разные и захватывающие, что захотелось сделать обе. А потом возникли и отцы. И дети. И вот сегодня его переклинило. Что-то щелкнуло внутри. Зажегся какой-то необъяснимый внутренний огонек, и название программы само без лишних усилий со стороны или от него, Дениса, просто материализовалось из ниоткуда. Сложилось как мозаика из разрозненных кусочков, обрывков мыслей, недосмотренных снов. Книга ожила внутри, задышала, стала полнокровной и требовала теперь приложения усилий и конструктивных решений. С этой новой мыслью он должен был сблизиться настолько, чтобы она не вызывала сомнений и стала для него родной. Сама программа должна стать родной, как когда-то это произошло с «Кюхлей» Тынянова. Теперь он читал эту старую, но проверенную временем программу уже более пятнадцати лет. И мог не повторять ее, потому что она засела в нем очень глубоко, в подсознание. Иногда текст снился, картины возникали киношные, поток видений сменял один кадр за другим, и в центре был его герой, Кюхля. Вильгельм Карлович Кюхельбекер, лицейский друг Пушкина, судьбе которого Тынянов посвятил свой роман. Кюхля был живой. Не написанный кем-то и забытый после первого прочтения. Не срисованный с натуры, а живой. Года через два-три работы над этой программой Денис стал понимать, что он мыслит и чувствует как Кюхля. Он идентифицировал себя с героем романа. Это согревало, давало чувство сопричастности с кем-то, кто далеко, но дышит одним воздухом с тобой, ощущает то же тепло или холод, видит твоими глазами Петербург, Вильно, Варшаву, сибирское захолустье, последнее место ссылки. И вот теперь то же чувство близости тянуло к этим еще далеким, но каким-то почти родным героям итальянской провинции, нарисованной Горьким. Что-то было в них притягательное, когда хочется уснуть с книгой под подушкой и увидеть своих героев во сне, поговорить с ними, дать им совет, как поступить, предупредить о грозящей опасности, протянуть руку, позвать героя. Но тут же возникает ощущение, что изменить ничего невозможно, все уже давно кем-то предопределено, расписано как по нотам. И ты не можешь не только что-либо изменить в их истории, в их судьбе, но даже прикоснуться к этим героям без разрешения автора ты не в праве. Но как спросить разрешения у автора, которого уже восемьдесят лет нет в живых? Если ты творческая личность, и в тебе есть желание и дерзость изобрести что-то новое со старым материалом, ты можешь в этой ситуации попробовать оживить героев, вдохнуть в них часть своей души, дать им свой голос, наполнить их выписанные автором натуры своими чувствами и пустить героев в новое, еще неизведанное тобою море, называемое литературным концертом.