Александр Койфман - Московские были

– А как с жильем?

– Дают общежитие. Если есть лимит – есть и общежитие. Вернее, наоборот.

– Ты покажешь, куда нужно обращаться?

– Нет проблем. Давай завтра с утра. А сейчас с горя пойду выпить пивка. Немного выпьешь, и станет легче. Пойдешь со мной?

Так я и стала представительницей гордой московской строительной гвардии.

Еще два года я проработала в бригаде маляров. Правда, в комитет комсомола треста и в райком комсомола меня больше не выбрали. И, наверное, работала бы много лет, но одна встреча в конце лета 1971 года изменила многое. Однажды к нам пришел архитектор, надзирающий за выполнением своего проекта. Мы занимались отделкой нового кинотеатра и как раз заканчивали красить в фойе одну стену. Архитектор остался недоволен цветом, а я тут же выпалила:

– Красим тем, что дают. Ваши претензии – к снабженцам.

Он все же добился замены краски, пришлось на другой день перекрашивать законченную стену. Женщины подняли крик, но бригадир успокоил, что договорится с начальством, и нам зачтут обе работы.

Еще через два дня архитектор пришел специально, хотя вроде дел к малярам у него не было. Пришел к обеденному перерыву, когда мы расселись в углу комнаты, развернули принесенную еду. Женщины не хотели идти в столовую: далеко, да и переодеваться долго, не пойдешь же пачкать людей своей замаранной одеждой. Он встал около меня, начал какой-то путаный разговор о целостности восприятия всего проекта, о важности цветовой гаммы. В общем, нес какую-то муру. А я растерялась, есть стало неудобно, ничего не слышу, мысли крутятся совсем о другом. Для чего он пришел? Я в этой грязной спецовке выгляжу ужасно. Молчу и, наверное, выгляжу дура дурой.

Зато женщины воспользовались моментом и начали на повышенных тонах высказывать свои претензии: стены высокие, а начальство не учитывает это, расценки, как за обычные комнаты высотой в три метра; краски очень густые, и их нужно долго размешивать, а моторчик у прибора, которым их мешают, сдох, теперь все приходится делать вручную. Архитектор даже растерялся, начал оправдываться, что он этими вопросами не занимается. Тогда наша бойкая Настя в упор спросила:

– Так чего ты тогда сюда приперся? Ольга понравилась? Мы тебе ее так просто не отдадим.

И расхохоталась, за ней вся бригада, оторвавшаяся на время от обеда. Тут он совсем растерялся, не знал, что сказать. Я возмутилась:

– Что ты влезаешь не в свои дела? Может быть, мы уже давно знакомы.

Взяла его за рукав, отвела в сторону:

– Действительно, зачем вы пришли? Развлечься или чтобы над вами посмеялись? Как вас зовут?

– Иван. Я хотел увидеть вас. Извините, если помешал. Теперь они будут смеяться?

– Да ладно вам, Иван. Смешное имя, теперь редко кого называют Иваном. Не боюсь я их смешков. Это они просто завидуют.

– Чему?

– Долго объяснять. Увидели меня? Хорошо. А мне сейчас нужно пообедать и за работу.

– А после работы? Можно вас встретить?

– Вам что, делать нечего?

Я уже вовсю лукавила. Мне до смерти хотелось, чтобы он встретил меня после работы у всех на виду.

Такой симпатичный, молодой, высокий, архитектор. И глаза, глаза такие ласковые. Все девицы от зависти лопнут.

– Ну поговорить спокойно.

– О чем? Ладно, мы кончаем работу в шесть.

– Спасибо.

Время тянулось ужасно медленно. Девчонки посматривали иногда на меня. Пару раз пытались разговорить, но я молчала. А в голове уже радужные картинки: красивый жених, я в подвенечном платье, цветы, музыка (я один раз была на процедуре заключения брака). Впрочем, постаралась все выбросить из головы.

Глупости все это. Он даже не придет, одни слова только. Я так грубо говорила ему.

Но когда переоделась и почти первой выскочила из строящегося кинотеатра, он был около нижней ступеньки. Я даже остановилась на мгновение, когда увидела его.

Чего он во мне нашел? Как я одета? Что мы будем делать? Видят ли девчонки?

Девчонки видели, много судачили, приставали потом ко мне, я отмалчивалась. Но это было потом. А сейчас независимо спустилась по ступенькам:

– Пришел? И что мы будем делать?

– Может быть, пойдем в кино? Или просто погуляем?

– В кино не хочется. Но погода прекрасная.

Действительно, это было время бабьего лета. Тепло, листья пожелтели, но еще не опали, недалеко был Измайловский парк, в котором я и раньше любила гулять. И мы пошли в парк.

Это была первая из наших совместных прогулок. Он рассказывал о себе, о своем детстве в Калинине, в доме для детей эмигрантов из Испании. Он родился не в Испании, а в России, но мать умерла при родах, отец периодически работал где-то за границей. Школа, потом Московский архитектурный институт. И вот работает теперь в Москве. Кстати, настоящее имя Хуан, но с детства все зовут Иваном. Так решили когда-то воспитатели, чтобы дети не дразнили. Наверно, они были правы. Отец то ли погиб, то ли умер где-то на Западе. Ему толком так и не объяснили и посоветовали не задавать ненужных вопросов. Фамилия Мартинес. Он даже произнес свое испанское имя полностью, то есть два имени и две фамилии, но я запомнила только Хуан Мартинес. Рассказывал много, но умолчал, что у него семья: жена и двухлетний ребенок. Я узнала об этом почти через два месяца, когда уже не было сил расстаться с ним.

Мы встречались по субботам еще три раза, гуляли по осенней Москве, я даже перестала стесняться, тоже что-то рассказывала, но, конечно, не о своей семье, больше о том, что читала, делилась моими мечтами стать журналисткой или писательницей. Честно говоря, я не представляла себе, что значит быть писательницей, о чем писать. Но очень надеялась, что поступлю в университет, окончу его, и вот тогда начнется настоящая жизнь. А Хуан (буду так называть его, мне так больше нравится) поддакивал, что действительно я еще молодая, у меня вся жизнь впереди. Я тогда не понимала, что писать – это выражать свою позицию, перерабатывать свои впечатления от жизни. А какие могут быть впечатления, если сидишь на одном месте? Если весь опыт – это книги, только книги, которые прочитала.

Но стоял уже октябрь, стало холодно гулять, и Хуан предложил поехать на дачу к знакомому архитектору. Почему не поехать? В субботу вечером выехали с Ярославского вокзала. До платформы «55 километр» (сейчас это платформа «Радонеж») электричка доезжает практически за час. Даже не успели соскучиться, было уже темно, накрапывал мелкий дождь. Перебежали по деревянным мосткам на другую сторону железной дороги и сразу же попали в большой дачный поселок. Хуан объяснял в электричке, что землю под дачи давали после войны, землю давали щедро: от тридцати соток до двух гектаров. В зависимости от заслуг. Землю получил отец нынешнего хозяина – заслуженный генерал, командовавший на Урале строительством танков во время войны. Он построил приличную дачу, благоустроил землю, но его сын – архитектор с трудом поддерживает порядок на даче, а за землей даже не следит.