Игорь Павлов - Браслет Рангана

Шаг. Ещё шаг, ещё… И вот уже слова из глухого бормотания начинают обретать законченность формы, которая и называется лексикой.

– Страшно было конечно, – Тарас Михайлович задумчиво прочертил прутиком на влажном песке знак бесконечности, – сам подумай. Глухая тайга и вдруг, в одно мгновение – лунный кратер! Как на другой планете. Ну, или скорее видимость кратера, очень похоже…

Впитывающий каждое слово Лёнька солидно произнёс:

– Деда, а правда говорят, что существует много версий Тунгусской катастрофы? Даже про посещение инопланетян пишут. Хотя, – Лёнька протяжно вздохнул, – я не верю… Сначала шум поднимают, а потом сами же его и опровергают.

– Всё возможно. Ведь одна из версий метеорита и сейчас остаётся версией аварии внеземного летательного аппарата…

Внук презрительно и недоверчиво фыркнул:

– А доказательства? Ведь нет никаких доказательств! Я всё же думаю, что это Тесла.

Старший Семёнов с удовольствием посмотрел на младшего:

– Ты читал о Николе Тесла?

– Ага. О его теории беспроводной передачи электричества. Ну и конечно о трансформаторе Тесла и «Резонансе Шумана»…

Теперь к удовольствию примешалось удивление.

– Ты знаешь, Леонид, а я в твои годы всё больше футболом увлекался. Или хоккеем. Не скажу что это плохо, но ваше поколение – сильно отличается от нашего…

– Да ладно тебе, деда, – в голосе внука быстрой ласточкой просквозило смущение, – о «Резонансе Шумана» каждый третьеклассник знает. А тем более о том, кто такой Никола Тесла.

Тарас Михайлович, машинально подёрнув леску, необидно рассмеялся:

– Думаю, что не каждый. Твой отец, например…

– Эгей, рыбаки! Рыба уже ваши поплавки доедает! – белобрысый, нахального вида, пацан насмешливо кивнул в сторону удочек. Тарас Михайлович и Лёнька мгновенно обернулись и увидели, что оба поплавка скрылись под водой, а сильно натянутая леска подёргивается. Рывок! Голые крючки с обглоданными червяками позорно болтались как вырванные у водяного зубы. Белобрысый звонко и противно захохотал. Правда, к его оправданию, абсолютно по делу.

– На что ловите? – отсмеявшись, местный житель – а это было видно по манере одеваться и говору – наконец-то, смог задать связный вопрос.

С неохотой и явно неприязненно Лёнька буркнул:

– На червя…

– Чудаки! На кобылку лучше! Здесь на кобылку я неделю назад во-о-от такую щукенцию вытащил!

– Ага. Credo, quia absurdum. (Верю, потому что нелепо)

Пущенная городским «пуля» не прошла даром.

– Чего? – Шутник явно озадачился и, глуповато раскрыв рот, уставился на горе-рыболовов.

И тут дед прицельно «добил» его:

– Рыбак не будет рыбаком,

Когда рассказ не приукрасит.

Когда им пойманный карасик,

Не обернётся судаком…

Однако реакция последовала совершенно иная. Внимательно вглядевшись в старика, белобрысый неожиданно восторженно завопил:

– Ой, здравствуйте! А я вас и не узнал сразу. Помните, вы к нам в марте в школу приходили, рассказывали про Тунгусскую экспедицию? – но не увидев мгновенной реакции, он добавил обиженно, – Не верите, значит?

Дед улыбнулся совсем уж добродушно:

– Да верим, верим. Рыбачишки мы и в правду никудышные. Может, тренером поработаешь?

– А чего? Нет проблем. Вот, – пацан достал из потрёпанного кармана джинсов большую жестяную банку из-под леденцов.

– Что это? – Лёнька с интересом окинул её взглядом.

– Кобылки. Ну, кузнечики, по-вашему, – в тоне белобрысого прозвучала терпеливая снисходительность, – Наживку менять будем.

Он просто и с достоинством протянул руку сверстнику:

– Меня Андрейка зовут. А тебя?

Это было так располагающе и дружески, что улыбнувшись, младший Семёнов протянул свою в ответ:

– А меня – Лёня.

– Лёха, значит? – уточнил новый знакомый.

– Нет. Лёха – это Алексей. А Лёня – Леонид. Как царь Спарты.

Андрейка (а он был именно Андрейка, а никакой не Андрей) чуть насмешливо скривил губы и почти участливо произнёс:

– А ты чё, «ботан» по ходу? Отличник, что ли?

– Нет. С чего ты взял? Четвёрки тоже есть, – здесь Лёнька слегка покривил душой, чтобы окончательно не уронить себя в глазах местного.

Но тот ему не поверил:

– Разговариваешь ты как-то странно. Как будто не в себе. И слова не по-русски употребляешь.

Дед, давно и с улыбкой прислушивающийся к разговору, подлил масла в огонь:

– Он просто «индиго». Сорт мальчишек такой, особенный.

Андрейка почесал нос и неуверенно протянул:

– А-а… понятно. Слыхали.

– Ну, умелец, а как меня зовут, помнишь? – глаза Лёнькиного деда весело перекатывали смешинки.

Не желая мучить смутившегося Андрейку затянувшейся паузой, он милосердно подсказал:

– Тарас Михайлович. Семёнов. Вспомнил?

Кивнув и как-то внезапно наскучившись темой знакомства, белобрысый оживлённо спросил:

– Тарас Михайлович, а вы никогда больше не были на месте падения метеорита этого? Ну, после экспедиции? Эх, самому бы глянуть! – он доверительно посмотрел на Лёньку, – Вот бы здорово, да?

Лёнька согласно кивнул:

– Деда, а правда, ты не был там никогда с тех пор?

Лёгкий оттенок печали и даже недоумения окрасил серым слова Семёнова старшего:

– Нет, не довелось. Зону там поставили. Военные. Чтобы никто посторонний не лез. Вредные излучения какие-то нашли, говорят. И вообще, непонятно всё. А всё непонятное – пугает.

– Жалко. Интересно, наверное, – внук дипломатично постарался спрятать разочарование под бурные воды реки Чулымы.

Но дед, ухватив с воздуха подходящую мысль, довольно сильно хлопнул себя ладонью по лбу и воскликнул:

– А знаете что? На само место падения мы, возможно, и не попадём. А вот в Ванавару съездить можем! Там нынешний смотритель музея – сын моего старого друга Виталия Игнатьевича, – вздохнув, он добавил, – Скончался сам Виталий Игнатьевич. Два года назад. Он был один из нашей экспедиции, той самой, о которой я рассказывал.

Старик покосился на Андрейку:

– Тебя родители-то отпустят?

– А чего? Батя – на промысле. Их сейнер только к осени вернётся. А мама… в общем мачеха у меня. Ей до лампочки. Хоть на Марс, – белобрысый независимо сплюнул и отвернулся, чтобы скрыть плеснувшую зелёным в его голубоглазье застарелую печаль.

– Всё-таки, переговорить с ней надо, – Тарас Михайлович утвердительно кивнул головой, ставя ему одному понятную точку, – Хоть и недалеко до Ванавары, и самолёты туда летают, но лучше всё сделать, как положено.

– Деда, а что это Ванавара? И что за музей такой? – Лёнька уже не мог сдержать нетерпения, вполне понятного, если живёшь более чем три дня в такой заброшенной дыре как Энск.

– Ванавара? Сельцо небольшое на Подкаменной Тунгуске. Примерно в шестидесяти километрах от падения метеорита. А музей, это вообще-то частная инициатива. Виталий Игнатьевич сам его создавал – доставал экспонаты, фотографии, документы. Всё что имело отношение к Тунгусской трагедии. Так что по большому счёту, это, вроде, и не музей вовсе. Но от этого менее интересным он не становится. Так что? Нравится моё предложение?