Вероника Рябинина - Лунный Бог – moon bog

– Да? Интересно, что ты хочешь этим сказать? Что ты во мне увидела?

– Уязвимость. Боль. Тебе тяжело жить без меня, только я тебе помогаю почувствовать, что ты есть, что ты существуешь на руинах. Твой дом пуст, Оля. Ты не любишь там бывать. Он просто забыт всеми. Родной человек покинул его, вместо него туда ходит кикимора.

– Кикимора?! Собака, ты такое сейчас говоришь?! Заткнись, пожалуйста! Очень тебя прошу!

– Тебя шокируют такие вещи?

– Да!

Я вспомнила о том, что мне больше всего не хватает на свете и ради чего я, в принципе, всегда бежала из дома. Любовь. Я ищу её повсюду. Я не представляю себя без неё.

– Кстати, – поинтересовалась я. – А как там у вас на болоте с любовью?

– Странные вы, бабы, народ, – ответил он. – Все серьёзные вещи у вас сводятся всегда к одной теме.

– Да. Так и есть.

– На болоте способен любить только один человек. Ты успеешь ещё насладиться его любовью. Остальные же приходят сюда, чтобы зарядить свои баллоны сердца свободой существования. Ты хоть знаешь, что это такое?

– Нет, не знаю.

Мы уже подходили к концу туннеля. Я поторапливала в душе собаку и думала, что такое свобода существование. На миг пришло в голову, как здорово, что я нашла свою лазейку, в которую можно будет теперь на время «просачиваться», когда будет скучно.

А собака, уставившись на свет в конце туннеля, вдруг задумалась и сказала:

– А вот о времени ты забудь. Туда, куда мы с тобой идём, понятие времени отсутствует. Там нет отчёта ни для времени, ни для других мерил. Там, где нет начала, – нет и конца.

– Как это? Значит, там нет жизни? Нет притяжения друг к другу? Есть всего лишь одна жажда, жажда живой воды?

– Да. Что-то в этом роде.

– А ты знаешь! Что-то мне подсказывает, что это обманка. Я ведь имела в виду живую воду, которая даст мне чувство полноты, стимул тянуться к людям, творить вместе жизнь. Нашу общую жизнь.

– На болоте нет жизни. Там мир замер. Любые движения бессмысленны. На болоте любое притяжение пахнет смертью. Там есть одна лишь тяга, но к другому человеку она не имеет никакого отношения. Она имеет отношение только лишь к тебе самой.

И после некоторого молчания, все так же глядя куда-то вдаль, собака произнесла:

– У меня к тебе два условия. На болоте ты должна будешь сохранять неподвижное состояние, а в реальном мире хранить молчание о том, что здесь было.

– Говно вопрос! – оживилась я. – С моей-то ленью я сделаю это на раз-два-три! Я даже, может быть, останусь с тобой навсегда. Ты, собака, начинаешь, мне всё больше и больше нравиться!

Неожиданно для себя самой я загорелась идеей вечного ничегонеделания. Но собака вдруг опешила.

– Ты… Ты… Ты не сможешь там долго находиться! Я тебя не для этого туда веду. К насосу с живой водой присасываются только те, кто потерял себя для других. Я тебе этого не позволю! – в растерянности промямлила она, и с раздражением фыркнула.

– Ты пойми, я добра тебе хочу! Ты меня разглядела!!! А это уже о многом говорит, – продолжила она. – Я видела лица тех, кого болото затянуло. Их лица перекошены от боли и жалости. Я не желаю тебе того же. Мне обидно за тебя, за то, что тебя не понимают, поэтому я веду тебя сюда отвлечься. И не более… Я ни в коем случае не хочу, чтобы ты на болоте задерживалась. Это болото! Пойми это!

Пёс отчаянно вцепился в меня своими бездонными глазами. Его глаза были полны горечи и скорби. Потом он отвёл взгляд в сторону. Лоб сплющился в гармошку. Я подумала, должна быть тяжёлая судьба у этого пса. Страх, как удав, неминуемо подступал к лёгким. Я задыхалась.

Что бы это значило? Я что? Умираю? Я пристально вглядывалась в лик удаляющегося призрака. Он благородно ступал в ночную мглу. В его образе – в этой его величественной походке, в сиротливом и вместе с тем сосредоточенном взгляде – было нечто отталкивающее, нечто трагическое. Обречённость что ли… Словно на пса возложена была некая миссия, которая ужасно его тяготила. Какая-то безжалостная печать судьбы, фатальный гнёт чувствовались в его облике. Я подумала, наверное у него нет другого выбора, кроме как пребывать в том своём скрытом мире вместе со мной.

Он вёл меня туда сознательно. Он вёл меня хладнокровно. Вёл к определённо намеченной цели. Мне возлагалась некая миссия там. Но какая? Вероятно, это предстояло мне узнать. От осознания этого мне стало жутко. Собака давала мне понять, что я ведома, что скоро меня посветят. Интересно было бы знать во что или даже в кого?

Я открыла глаза. Быль сумеречного мира улетучилась. Светило солнышко, а щебечущая за окошком неугомонная свирель так и подмывала подскочить и пропеть свою песнь миру. Но какую? Ни слова, ни музыка не слышались. Только беспорядочный шум в голове.

Что меня с тем миром связывало? Я чувствовала, что какая-то часть меня самой осталась там, за горизонтом того мира, и эта загадочная авантюра с собакой – прямое следствие тому.

Оля закрыла свой дневник и задумалась, а почему собственно приходит к ней странный пёс? Быть может, его грусть имеет непосредственное к ней отношение? Любознательность, вот что влекло Олю взглянуть за пределы своего обычного восприятия, возвыситься над рутинной инертностью тела. Оля хотела взглянуть на себя и на этот мир так, чтобы ещё глубже понять то, что происходит со всеми нами, уловить то, что всех нас объединяет в единое целое. Весь мир!

Пёс напоминал Оле падшего ангела, отверженного из рая. И тут Оля догадалась, почему он её так к себе притягивал.

«Я тоже чувствую эту изоляцию от происходящего, словно я осталась за бортом от созидательного процесса жизни. Реальность больше мне не принадлежит. Я в ней не участвую, не являюсь её частью, а, значит, не чувствую, что живу, расту, существую. Мой мозг не уверен, что он способен преодолевать опасные трудности.

Когда я отправилась с собакой туда, куда взрослые запрещают нам ходить, я всего-навсего хотела испытать себя, хотела почувствовать то, что я живу, расту. Я пыталась поймать это ощущение себя в мире. Это чувство полноты. Полноты жизни. Жизни на грани. Жизни на острие ножа», – пришло Оле в голову.

На миг у Оли промелькнула мысль: «Родители не создали братского царства на земле, но у них хотя бы была цель и железная воля. Эта цель объединяла, приводила к взаимовыручке и братству всех народов СССР. А у нас и этого уже нет. Мы не верим уже ни во что. Мы не верим, чтобы не разочаровываться. Мы не верим, и оттого мы безвольны».

Молодая девушка тогда не сознавала, что истоки такого душевного напряжения скрывались глубже – в бессознательном духе народа, в духе, который пытался возместить утраченное, заткнуть эту ноющую дыру сознания.