Алексей Гурбатов - Качели

Боль. Ох, уж эта нестерпимая боль! Она гниющей занозой сидит в моём сердце. Вернее, исходит от Занозы, гниющей в моём сердце. И не избавиться от этой боли никак. Никак её не ослабить. Ничем не заглушить.

А если я вырву Занозу из сердца, вырву, брошу и забуду, тогда боль уйдёт? Да, уйдёт, я это точно знаю! Более того, я обрету свободу. Полную свободу! Но вместе с болью я лишусь и привязки к душе. Моей израненной, больной душе. Ведь именно благодаря Занозе я испытываю физическую и душевную боль, которая говорит мне, что я ещё жив. А зачем мне, мёртвому, свобода?

Боль, боль, боль. Она преследует меня всегда и везде, не давая забыться ни на мгновение. Боль невыносима, а от Занозы избавиться я не могу, да и не хочу – я раб этой Занозы.

Я раб твой, За-но-за!

Мрачный, пасмурный день дождливого лета. Тепла ещё не было, а ведь конец августа. Создаётся впечатление, что на Южном Урале за весной сразу наступила осень.

В исправительную колонию пришёл этап. Осужденные повыпрыгивали из автозека и их тут же усадили на корточки многочисленные конвойные.

Уставшие от длительного переезда арестанты грустно смотрели на влажный асфальт, ожидая, когда фамилию каждого из них зачитает дежурный помощник начальника колонии (ДПНК), мечтая быстрее добраться до помещения под названием «Карантин», чтобы там хоть немного отдохнуть.

Рослый, широкоплечий, с добрым лицом майор зачитал последнюю фамилию осужденного, и под лай собак арестанты в помятой робе двинулись строем, создав колонну по трое из шести шеренг. Неторопливым шагом зеки шли по длинной аллее, неся в руках свой скудный скарб и украдкой озираясь по сторонам, чтобы понять в какой «райский уголок» судьба закинула их на сей раз.

Мимолётному взору арестантов попались на глаза хоккейная коробка, заросшая травой, флагшток со спущенным флагом Российской Федерации, одиноко стоящая столовая с обшарпанными стенами, и опустевшие двух и трёхэтажные бараки, где о недавнем пребывании людей напоминали лишь шторы да цветочные горшки с засохшими растениями на подоконниках.

Причиной такой безлюдности стала – «перережимка», то есть изменение условий содержания спецконтенгента.

Для этого полуторатысячную колонию общего режима полностью освободили от заключённых, совершивших преступления незначительной степени тяжести, чтобы на их места привезти тех убийц, грабителей, насильников и наркоторговцев, кто попал на скамью подсудимых впервые в жизни, но, в силу тяжести преступления, был приговорён судом к лишению свободы с отбыванием наказания в исправительной колонии строгого режима.

Новый начальник пенитенциарного учреждения, следуя концепции 2020 по реформированию уголовно-исполнительной системы, предложил своему руководству идею создания трудового лагеря, в котором в обязанности осужденного включалось бы трудоустройство на предприятия колонии, и где за свой труд арестант получал бы не только заработную плату, но и различные льготы, влияющие на скорейшее возвращение домой, то есть условно-досрочное освобождение.

Руководство ГУФСИН поддержало предложение молодого, энергичного начальника и дало отмашку на создание концептуально новой (или хорошо забытой старой) колонии, дав ей название – «Исправительный центр №1».

Два арестанта, молодой и пожилой, вышли из помещения отряда на свежий воздух, держа сигареты в руках. Они оба завершили обустройство в своём новом жилище, и сейчас больше всего на свете им хотелось курить. Место для курения расположилось в глубине небольшого локального участка рядом с забором из сетки «рабицы» и молодой елью, соседствующей с возрастными берёзами, растущими в клумбах. Молодой зек Ильдар Загоев, двадцатисемилетний, симпатичный чеченец высокого роста и фигурой атлета, первым зашёл в беседку-курилку и, чиркнув спичкой, прикурил сигарету.

– Не туши, – попросил Ильдара пятидесяти шестилетний, невзрачный татарин Рамиль Хабибуллин, не выделяющийся ростом и комплекцией из общей массы арестантов.