Ольга Бермант-Полякова - 100 признательных эссе

Делать в случайном порядке ей не хотелось, и приоритет нашёлся сам собой. Деньги. Она нашла работу рядом с домом на несколько дней в неделю, в кафе.

Я искала источник мощи её воображения. Из всех телесных активностей она больше всего любила плавание и йогу – я попросила её возобновить любую из этих практик. Мне нужно было вернуть баланс в систему её желаний, распределить жизненные силы так, чтобы воображение перестало одуревать от избытка направленной на него энергии.

Как только она стала выходить из дома каждый день, чтобы работать или заниматься спортом, как только она стала получать удовольствие от того, что у неё есть свои деньги, свободный график, чувство ясности в жизни (сделать три дела и похвалить себя за каждое) без опасений и страха, желание жить – её мама заявила ей, что не видит, что психотерапия ей не помогает, и отказалась платить.

Она нашла другую, более высокооплачиваемую работу, и стала платить за свою психотерапию сама. Уже долгосрочную, а не краткосрочную. И говорила со мной-психотерапевтом уже о другом – об отношениях с матерью и отцом, о том, как ревниво относились к её успехам в семье, о духе соперничества, который не могли укрощать её близкие.

Про их желание триумфа «я делаю это лучше тебя!» в совершенно неадекватном состязании взрослого с ребёнком. И про тайное желание однажды всё-таки победить родителей. И про страх возмездия с их стороны, за такую победу. И про то, почему так пугает любовь и отношения с другими – тот, кто любит, начнёт с тобой соревноваться и будет делать всё, чтобы у тебя выиграть и выставить тебя слабым, никчёмным, бесполезным.

Потом она перешла на третью, хорошо оплачиваемую и престижную работу, и переехала на съёмную квартиру. Первые слова, которые сказала мама, когда зашла в дом, где она своими руками сделала ремонт (три дела в сутки, не больше, и хвалить себя за каждое) вечерами после ежедневной работы, были:

– Не жалуйся, когда мы с папой переезжали, я уставала больше тебя. А эта дверь покрашена абы-как. Я аккуратней бы покрасила.

И эти слова её не ранили и не убили, как раньше. Они её развеселили, «мама не меняется». Она перестала быть пленником своего детства и начала жить.

– Продукты в холодильнике, сготовь нам ужин, пока я тут домываю, – попросила она маму. И добавила про себя:

– Займись делом.

Когда Костя начал встречаться с Дашей, им было по восемнадцать, и компьютерные игры интересовали его гораздо больше цветов. Бабушка Даши была выдающаяся женщина, известный человек в их городе, и в её огромной квартире ходили хороводом многочисленные друзья.

В бабушкиной квартире Костя насчитал пятьдесят ваз для цветов. Не десять, не двадцать, а пятьдесят, Карл!

– Зачем ей столько? – спросил он Дашу, когда вышел от гостеприимной бабули первый раз.

– Она тридцать лет преподавала в вузе, ей цветы всю жизнь дарят, – отмахнулась Даша. – Надо же их куда-то ставить.

На юбилей бабули Костя увидел, как это бывает, – когда у тебя в доме не осталось ни одной свободной вазы, букеты на всех столах, в каждой комнате на полу, и розы в ванной – потому что их некуда ставить. Люди старой закалки сказали бы, что этот визит стал для Кости эстетическим потрясением. Никогда прежде он такого не видел.

В доме Дашиных родителей ваз было две. Одна, подаренная на 15-летие отдела отцу, и одна, подаренная на 25-летие отдела теми же сотрудниками там же.

– Это вам, – подарил Костя букет будущей тёще.

– Спасибо, – приняла она цветы и привычным движением передала их мужу, чтобы поставил куда-нибудь. Любовно подрезать их, подбирать к букету подходящую вазу и тем более украшать ими дом, у неё не было ни малейшего желания.

Костя был воспитан в правильных традициях и цветы на памятные даты обязательно дарил. Как будет у них с Дашей в семье, он не задумывался. Ему казалось, что все женщины одинаково это делают.

Он ошибался.

На третьем году их брака Дашино невнимание к его цветам стало Костю раздражать. На пятом – он перестал терпеть и начал высказывать ей претензии за это. На седьмом они пришли к психологу, чтобы спасти брак ради детей.

Для Даши выполнять прихоть с вазами и танцевать с бубном вокруг подаренных цветов означало «прогибаться» под Костину идеологию.

Для Кости невнимание к принесённому в дом букету означало «её невнимание ко мне».

За ворохом взаимных упрёков была скрыта грустная правда о безнадёжной сексуальной жизни обоих: они ложились в постель как мужчина и женщина раз в полтора-два месяца. В цветущем возрасте.

Настало время деликатного и откровенного разговора, в котором больше сексологии, чем психологии. Время задуматься о том, куда и как ушло обоюдное желание быть друг с другом так близко, как только можно?

Когда Даша начала встречаться с Костей, им было по восемнадцать, и котики интересовали её гораздо больше цветов. У неё был подаренный ей родителями мэйн кун, и заботы о нём поглощали её полностью.

Семья у Кости была самая обычная, родители современные, в их жизнь не лезли. Выходила она замуж за Костю по любви. Жизненные задачи – карьера, ипотека, платные роды – решали вместе. Как они пришли к бессмысленности супружеской жизни, Даша и сама не знала.

Физически с годами стали грузнее оба. Непростительных обид между ними не было. Мыслей о ком-то получше – тоже. Отталкивающих моментов друг в друге назвать не получилось. Разочаровываться в муже Даше не приходилось, обещания он выполнял.

Пришлось спрашивать «в лоб», за что она его идеализирует, что её в Косте восхищало и восхищает? За что его хвалят её родители? Какими качествами в папе гордится её мама?

А Косте пришлось напомнить, что для секса нужны «сытость и праздность», тогда как маме двух маленьких детей праздное времяпровождение только снится. И то урывками.

На следующее занятие они пришли с инсайтом, что Даша рисовала себе будущее их семьи по модели брака своих родителей. Асексуального, по её мнению. Сохраняемого ради детей. И что другой модели отношений она просто не знает. А ушли – с заданием проявить нежность друг к другу в присутствии Дашиных родителей и посмотреть на эмоциональную реакцию «взрослых» и свою, в процессе.

Развести «розовые сопли» им не дали, мама их нежность тут же обсмеяла. Обескураженный Костя, – в его семье нежности умилялись, – только и смог сказать потом, что у него всё внутри сжалось. А как чувствовала себя Даша, какой стала её ласка и женственность за десятилетия неприятия матерью, он и представить себе не смог. Дашу же душил стыд за «тили-тили-тесто, жених и невеста» и невозможность вообще что-то сказать.

Вот с этим и начали работать.

А вазы в Дашином доме появились благодаря подругам. Она попросила их как-то на День рождения подарить несколько, под разное настроение и разные букеты. Потому что приносить в дом цветы любит её ненаглядный муж.