Татьяна Помысова - Моцарт в метро. Альманах

Играет девочка в метро.
Стоит, глаза закрыв…
Плывёт под сводом потолка
Изысканный мотив.
– Кому играешь ты, скажи?
Ведь ты – совсем одна…
Вокруг тебя – нет ни души,
Ты так увлечена?
Спросить я так и не решусь,
А Моцарта – пою,
По волнам музыки качусь,
И всё стою, стою…
Играет девочка в метро
Творит, глаза закрыв,
Изящно отведя бедро,
Из арии мотив.

Татьяна Помысова

Пускай не гением – с талантом
Явился ты на белый свет;
Перед создателем-гигантом
Придётся выдержать ответ.

Талант дорогой зла не ходит.
А если ходит – не талант.
В нём мир осмысленность находит.
Он, словно питерский атлант,

Не даст провиснуть небосводу,
Обрушить свет людских надежд.
Хранит во всякую погоду
От бед, сомнений и… невежд.

Стелла Синякова

…Сальери уверен в том, что мудрая трава не боится волков, ведь волки не едят траву. Волки – это хорошо, это овец меньше. Эволюция овец ведёт к полной победе красного песка на засеянной вселенской площади.
И мир становится слишком прекрасным, превосходно красным, краснее вечернего огня. Сухой, красный мир. Сухо в горле. Скрипят слова в горле, как канифоль на скрипичном смычке.
Горько, Моцарт!
Давай выпьем горькую чару очарования мудрости, ты ведь хочешь стать свободным, пленник гения?
Осень.

Оземь одно слово упало, облако подняло, лично-человечное, Пыли из были, из далёких времен бывших близкими очень недавно.
Так уже унесённое жизнью на секунду становится явным. Так сгоревшая рукопись кажется теплой в случайно открытой печи.
А мне просто мама сегодня позвонила и молчит
И я ответить не мог
Хоть я и знаю, что она хотела сказать одним этим словом «сынок»
Можно без слов понять человека, которого знаешь полвека
И она знает, о чём я молчу, ведь я её сын
Осень. Очень одиноко спешат часы
…что я здесь делаю?

Горький вкус холодной водки «Моцарт»… – О, нет! – какая несправедливость! Неужели этот напиток победившей мудрости не должно было назвать «Сальери»?
Хотя бы этот знак признания законному соавтору вечного сюжета, медленно эволюционирующего от Авеля. Вакцинация от Каина.
Говорят – наша эра так и называется – Кайнозой. Кайнозойская эра – последняя, из известных на сегодняшний день.
Случайно ли учёные системного подхода, стерильные аналитики типа Сальери, именно так называют период жизни на Земле, который начался 67 млн. лет назад и продолжается до сих пор?
«…и что я здесь делаю?
Под красным небом безводной Невады собираю неводом проклятия прокажённого мира. Зачем-то по-детски пытаюсь грозить ему приближающейся грозой, зачем? Мир усмехнется, мир знает, что мои грёзы – это тонкие и ласковые грозы, маленькие фиалковые молнии.…
Молния может ли молча иголкой небо прошить?
или, как слово за взором, попросит раскаты грома?
А страшно даже не то, что дождь на земле не умеет жить
а то, что рожь без дождя – пустая солома
Что я здесь делаю, под ночным сухим дождём, под точечными ударами космической пыли?

Точность отточенных долгим полетом стрел Андромеды безупречна. Мой мир стал слабокрасным, как будто вечерняя заря нехотя уступила фиолетовому флагу наступающего ночного космоса.
Сальери ушел, оставив на столе недопитую улику, огромную каплю водочной мудрости в стеклянном графине. Улика медленной стеклянной улиткой поползла на скрижали вечной памяти.
…Моцарт, еще смеясь, снова над партитурой.
Реквием – тоже танец, и панихиды регламент в чем-то сродни котильону, только цветов бумажных больше чем настоящих.
И еще – центр танцоров точно не лицемерит, ибо он видит точку, где источник всех музык.

– Моцарт! ты тоже видишь?

Ты – точные песочные часы
С толчёной пылью золотого лета
С морской волной под парусом рассвета
Среди алмазов утренней росы
Ты – кастаньеты Арагонской хоты
Священный ритм томления словами
Опять на «Вы»? Иду на Вы, за вами —
За мельницею страсти Дон Кихота
Я – ветер, потерявший в понедельник
Твоей свободы телефон и адрес
Забывший контур очертаний, абрис
Покрытый белой пылью старый мельник
Ты – мельница. Ты можешь размолоть.
Но поздно убегать, не спас Господь…

Лавина музыки накрывает меня, ложится мне на плечи
мягкими лапами. Заставляет закрыть глаза и закинуть голову,
выгнуть спину и застыть. Пока звучит музыка от камертона
губного до нахлынувшей резко тишины…
Снова и снова, и уже невыносимо терпеть…
И опять резкая тишина, по мановению руки дирижёра.
А он, как настоящий Маг, делает это без волшебной палочки.
Его музыка творится только голосами и поднимается
надо мной пульсирующим шатром, из которого выход —
только вверх, в это узкое горлышко.
Свиться в канат вместе с ними, с ним и распасться, когда
резко наступит тишина.
Вот так и Феникс…

Долго ли ждать лепестков асфодели белой
Знает лишь тот, кто этот мир сделал.
Встречи разлуки наши пунктирной строкой
В том бесконечном свитке, писанном твёрдой рукой.
Сыну предписано мать с отцом чтить и любить.
Если закончилась жизнь – порвалась ли нить?

Вжаться в тебя. Вдавиться.
Грудью, лицом, животом.
В крепком объятии слиться,
Думать о прочем – потом.
Всё на потом оставляем,
Даже желание спать.
Запах друг – друга вдыхаем.
Пробую руки разжать.
И от тебя отстраниться.
Вышло. Ура! Разошлись.
Лучше сегодня проститься.
Встретимся завтра.
Не злись.