Вахид Гази - Бейсбол на шахматной доске. Эссе, рассказы, статьи, путевые заметки

Порой он посылал меня к своему дяде, чей дом находился за две улицы от нашего дома в Агдаме, ныне превращенном армянской армией в руины, и говорил: «Иди к Беку, скажи, чтоб дал что-нибудь хорошее почитать».

Отец и родственники называли дядю Исмаила «Беком». Поговаривали, что его так прозвали в пору его пребывания в Тбилиси за аристократические манеры.

У дяди Исмаила книг было больше, чем у нас. Отец прочел всю библиотеку и теперь перешел к его библиотеке. Вот я и шел к дяде Исмаилу за книгами, которые он выбирал по вкусу отца…

Однажды летом к нашим соседям за изгородью приехали гости из Баку. Мальчики были моими ровесниками, а вот их сестра была намного старше. Ее изумительные глаза и переливающиеся шелком волосы все еще у меня перед глазами.

Облокотившись на стоящий в тени вишневого дерева стол, покрытый белоснежной скатертью и увенчанный самоваром, она целыми днями читала книги.

Хоть я и играл с ее братьями, все мое внимание было приковано к ней. В моих глазах она походила на Мальвину из недавно вышедшего на экраны фильма «Приключения Буратино».

Мне нравились ее мягкие медленные движения, то, как она изредка бросает с улыбкой взгляд на братьев, или, захлопнув книгу, мечтательно смотрит в какую-то недосягаемую точку на небе. Листва было столь густа, что за ней с трудом проглядывало небо. Интересно, что она высматривала в этом просвете размером с ладонь?!

Играть с городскими ребятишками было особенно увлекательно, их говор, смех, повадки – все казалось мне необычным. Я уже не говорю о тех игрушках, что они с собой привезли. Порой, забывшись, я так удивленно смотрел на них будто они инопланетяне.

А с их игрушками я мог бы играть годами и так бы не наигрался вдоволь. Это было мое первое знакомство с чувством зависти – одним из естественнейших человеческих чувств.

Но я сдерживался перед искушением и не подходил к игрушкам. Я и не пытался выглядеть нежадным, всем обеспеченным и довольным, мне просто хотелось выглядеть взрослым в глазах их сестры.

А она меня «не замечала».

Девушки-подростки не замечают тех чувств, которые к ним испытывают мальчики помладше, но они с нетерпением ждут любви взрослых парней. Лишь годы спустя я понял ту мечтательность, любовное настроение соседской девушки, чувства, которые она испытывала тем летом – я понял это, читая книгу, читанную ею в то лето.

В те дни я искал малейшего повода, чтобы перекинуться с ней словечком: однажды подошел к ней якобы узнать, что это она читает. «Новеллы Стефана Цвейга», – ответила она…

Как ио раз во время одной из таких увлекательных игр меня подозвал отец и снова отправил к дяде за книгой. Возразить я не мог, собирался бегом туда и обратно за книжкой, чтобы потом продолжить веселиться с ребятами из Баку. Но все вышло иначе.

***

Дом дяди Исмаила находился по дороге в Шушу, напротив ресторана на бульваре. Мне нравилось проводить время у них дома и, в особенности, в амбаре позади дома. В амбаре находились всевозможные бытовые приборы, древние вещи, но больше всего меня привлекали огромные дубовые бочки с солениями.

Когда я был совсем мал, то дотянуться до отверстия бочки не мог, я клал себе под ноги ведро или ящик. Я находил какое-то особое наслаждение в том, чтобы достать соления из «капустной бочки» и съесть, не сходя с места…

Большая книжная полка находилась в коридоре, ведущем в дом. Застекленную гостевую украшали антикварные сувениры. На стенах висели изготовленные из жестяных плиток «чеканки» сына дяди Исмаила Вагифа, портрет сына Видади, написанный в армии масляными красками и фотографии дяди Исмаила с супругой тетей Вазифе, снятые в Агдаме и Тбилиси, откуда была родом тетя Вазифе (дядина жена).

На черном пианино стояли всевозможные фигурки и статуэтки. Во время празднеств, когда дети хотели поиграть на пианино, они осторожно переставляли эти фигурки на комод и открывали крышку ради громкости звучания.

Каждый раз, когда приезжала из Баку бабушка, дядя Исмаил устраивал в ее честь большое торжество. Смех и веселье, пиршество, музыка и танцы длились часами. Его дети – Вагиф, Видади, Эльмира и Расим – были особенными: один играл на кларнете, другой на пианино, а третий выстукивал ритм на стуле будто на нагаре…

В тот день, когда я прибежал за книгой, дядя Исмаил сидел «конем» на стуле, скрестив руки на спинке, упершись подбородком в ладонь, и смотрел телевизор. Его собранность и внимание говорили о том, что дядя наслаждается зрелищем. Заметив меня, он подозвал к себе и дал знак сесть на стоящий рядом стул.

Группа девушек в белом на экране телевизора танцевала под странную музыку. Хоть мне и было неинтересно, пришлось сесть. Немало времени спустя, когда его супруга принесла чай, я осмелел и сказал, что отец отправил меня за книгой. Дядя никакого внимания на это не обратил.

Он сказал: то, что мы смотрим – это балет «Лебединое озеро». Затем он встал, вернул стул в обычное положение и подсел ближе к столу. Подвинул к себе стакан с чаем. Приступил к пространному рассказу о балете.

Злой колдун превратил возлюбленную молодого принца в лебедя. Изнывающий от тоски принц, в конце концов, одерживает победу в сражении с колдуном, рушит его чары и спасает свою возлюбленную. Я не мог уловить в тот момент связи между рассказом дяди и танцами на экране, но все же досидел до финала.

Дядя Исмаил говорил со мной, как со взрослым, как с ровесником, будто я уже повидал сотни балетов, прослушал столько же опер. Но, помню, оперы ему не нравились. За исключением «Лейли и Меджнун», которую он часто смотрел в молодости в Тбилиси. Зарубежные оперы нисколько его не интересовали: «Кричат что есть мочи, да и слов не разобрать».

А балет ему нравился. Я не понимал, почему. Его объяснения ни о чем мне не говорили. Помню лишь то, что он сравнивал танцовщиц с бабочками: «Не ходят, а порхают, порхают».

Не помню, сколько продлился балет, во всяком случае, мне это показалось целой вечностью. Терпение мое было на пределе. Все мои мысли вертелись вокруг ребят из Баку, и в особенности «Мальвины». Как бы красиво не танцевали очаровательные девушки на экране, они не интересовали меня так же сильно, как гости из Баку.

Наконец, когда я вышел от дяди Исмаила, я целиком находился в лившемся с экрана настроении. В голове звучала музыка Чайковского, а губы ее насвистывали. А на название книги, взятой у дяди, я обратил внимание только, когда передал ее отцу – «Отец Горио» Бальзака.

***

В холодную шведскую ночь «Лебединое озеро» погрузило меня в теплые воспоминания о родине. Я как бы пережил все заново.

В детстве воображаешь свое будущее, а став взрослым, тоскуешь по детству, и все это, как бы ни было странно, сопровождается приятными чувствами. Оказывается, тоска может быть и сладкой.