Вахид Гази - Бейсбол на шахматной доске. Эссе, рассказы, статьи, путевые заметки

© ВАХИД ГАЗИ, 2018

ISBN 978-5-4493-9418-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Перевод с азербайджанского Ниджата Мамедова

Редактор: Эльчин Шихлинский

«Проза Вахида Гази очень отличается от современного стиля. В ней смешаны жесты и чувства поэта, и субъективный взгляд на мир журналиста из провинции, который увидел, прочувствовал и понял мир за пределами Карабаха, Баку и Азербайджана, но корни которого остались там. В его прозе смешиваются ирония и трагедия, как в самой хорошей литературе». Ирена Ласота

«Вахид Гази – человек Пера, если понимать Слово в его Божественном предназначении, а именно: нотки ностальгии в его рассказах, призванные крепить в душе человека добро и отзывчивость, утверждать справедливость и правду, чувство человеческого достоинства…» Чингиз Гусейнов

«Общественно-политические убеждения автора книги сквозят в каждой строчке, и они настолько искренни, что в них веришь безоговорочно. Такое возможно, лишь когда становишься соучастником описанных в книге событий. Именно это и произошло со мной…» Рустам Ибрагимбеков

«Книга Вахида Гази интересна и по содержанию и по диапазону. B «Чамайре» автор ярко и проникновенно передает своеобразную и непростую атмосферу в которой живут люди на Кубе. Обезьяны в копенгагенском зоопарке возбуждают у автора размышления о том, что есть люди на свете, которые «все еще живут в обществах, похожих на обезьянью диктатуру». Стейнар Гил

«

Порой дружишь с человеком долгие годы и тебе кажется, что знаешь его достаточно хорошо. И что он не в состоянии удивить тебя. Он у тебя как на ладони…

С автором, я знаком достаточно давно. Знал его как журналиста и талантливого публициста, но Вахида Гази как человека кажется узнал лишь сейчас, по прочтении его «Озоновых людей». Казалось бы ничего особенного, автор собрал когда-то написанные путевые заметки, воспоминания, публицистические материалы и решил издать книгу. Так поступают многие, но не всех читаешь буквально на одном дыхании. В книге собраны материалы, не имеющие друг к другу никакого отношения, точно также как и их герои. И все же углубившись в чтение Вас не покидает ощущение цельности повествования и Вы даже не обращаете внимание, как из знойной Гаваны вдруг попадаете в зимний Киев, а оттуда уноситесь в прекрасный Карабах, с его журчащими источниками и могучими горами, где погружаетесь с головой в беззаботное детство, которое уже никак не вернуть, как и не вернуть дорогих сердцу людей, давно покинувших этот бренный мир.

Чувство же цельности полностью заслуга автора, который буквально за руку переносит Вас из одного мира в другой. Хотя этот мир всего лишь один… и он его, автора. Однако, он впускает Вас туда и постепенно становится ясным, что этот его мир уже и Ваш. И Вы не просто сопереживаете, а живете вместе с ним.

Спасибо автору Вахиду Гази, что открыл мне свою душу, рассказал о себе, о своем восприятии мира и объяснил почему находясь далеко за пределами своей родной земли не перестает быть ее сыном.

«Интеллигенция, сформированная из людей с общественной совестью, озоновая прослойка общества. Иммунитет народа и общества на общественные недуги тем сильнее, чем толще эта прослойка. А наш «озоновый слой» прохудился, весь в дырах. Это и есть причина всех наших «болезней».

Народу не хватает кислорода «озоновых людей», чтобы почувствовать дух свободы и протестовать, потому что когда отсутствует фактор протеста, целая нация становится чеховской «размазней».

Одним из «озоновых людей» и является сам Вахид, «озоновый человек» который так нужен, чтобы залатать прохудившийся небосвод народного иммунитета.

Эльчин Шихлинский

В прошлое воскресенье меня разбудила игра на пианино. Новое произведение, которое разучивала моя дочь после экзамена, я узнал с первых же нот. Поначалу я не мог припомнить где слышал эту композицию, но в том, что музыка мне знакома и близка никаких сомнений не было. Я обрадовался, словно спустя много лет встретил нежданно родного человека.

Я не стал заходить в комнату, чтобы не прерывать игру, но затаив дыхание слушал у приоткрытой двери. В то утро дочь осветила мои щемящие воспоминания…

***

Когда в снежную морозную декабрьскую ночь 1995-го года известная правозащитница из Украины Наталья Белитцер встретила меня прямо в аэропорту и по пути познакомила с программой визита, ей и в голову не могло прийти, что событием, запечатлевшим Киев в самых сокровенных уголках моей памяти, окажется не какое-либо из мероприятий в озвученном ею перечне, а неотмеченная в дневнике встреча.

Когда мы доехали до снятой квартиры в одном из старинных зданий в самом центре Киева, ресницы моих глаз, истосковавшихся по сну, висели как ивовые ветки. Я забрался в постель, думая, что засну в мгновении ока, но по мере того, как доносящиеся из соседней комнаты два женских голоса слово за словом втекали в мой слух, сонный мрак рассеивался, разглаживались морщины в мозгу, а следом раскрывались веки.

О том, что в соседней комнате жизнь бьет ключом говорил свет, просачивающийся внутрь через ту часть двери, которую отделяло от пола всего несколько сантиметров, и ласковый женский голос, доносящийся из той же комнаты. Мягкий свет и подрагивающий голос походили на утренний шепот ночи, влюбленной в восходящее солнце.

В первую ночь на новом месте я всегда сплю плохо, вот и снова не спалось. К тому же полная интереса жизнь по ту сторону двери тоже делала свое дело, вонзившись кинжалом в грудь ночного сна.

***

…Мне не удалось уверить их в том, что моя бессоница вызвана не их беседой. Одна из женщин произнесла «Уже поздно» и ушла. Хозяйка квартиры проводила гостью и вернулась. «Раз нам не спится, тогда продолжим», – сказала она и не дожидаясь ответа достала из древнего шкафа, напоминающего комод моей бабушки (привезенный в качестве приданого), маленькие рюмки, тарелки и ложки. Она открыла коробку шоколад, лежащую на столе. Затем прошла на кухню заварить кофе и пожарить каштаны.

Большая комната, напоминающая комнаты в домах интеллигенции николаевского периода, занимала точно середину квартиры. Отсюда открывались три двери: одна в мою комнату, вторая в коридор и в самом его конце кухню, а третья, по всей вероятности, в спальню самой хозяйки.

Между двумя последними дверями стоял видавший виды черный рояль. В углу же были часы с большим маятником. Старые, поблекшие и облупленные… Однако, держались они чинно, словно царские генералы в эмиграции, старающиеся сохранить достоинство. Длинный светильник за креслом в другом углу помещения с отлепившейся лентой абажура по особому оттенял полумрак комнаты, как бы дополняя последним мазком картину, представшую моему взору.