Кира Бартоломей - Девочка-ветер

Мимо проплыла Холера и одарила всех ядовитой улыбкой. Не удостоив меня вниманием, она что-то ласково сказала Цыпочке и дружески похлопала по плечу Кукина. Ушла, обдав всех волной духов, под аккомпанемент цепочек и браслетов. Надо подкинуть Танюше идею пригласить Холеру в гости. Жена преуспевающего бизнесмена, чем не дамочка из Холериного общества? Их величества любят застолья, когда все даром и надувание щек, когда вокруг полно непосвященных, преклоняющих колено перед высокими чинами. Они сойдутся по всем параметрам.

Холера двигается дальше в своих золотых одеждах, словно перешитых из театральных костюмов. В жестах, голосе, манере говорить звучит что-то фальшивое. Фибка называет ее «актрисой из погорелого театра». Мою бы мамочку сюда. Вот бы кому поучить ее манерам, хотя с этим или рождаются, или нет. Мне тоже не дано так гордо держать голову и вести беседу. Я не умею сказать на прощание: «Ах, нам будет вас не хватать» или, столкнувшись со злейшим врагом лицом к лицу, расплыться в сахарной улыбке, воскликнуть: «Какая приятная встреча!»

Мамочка умеет, но пользуется своими талантами умеренно Taktvoll [26] Тактично ( нем .). . Холера же ведет себя, как левой ноге хочется (утверждает Фибка).

Народ распинается, гнет спину, а Холера шествует колченогой походкой в центр зала. Я бы давно споткнулась, зацепилась за что-нибудь, потому что терпеть не могу, когда на меня откровенно таращатся, ей же хоть бы хны. Железная тетя.

Торжественная часть началась с долгой и нудной речи шефа, в которой он хвалил на все лады достоинства своей замечательной супруги и соратника, советника и помощника. Что-то со мой не так, потому что, слыша подобные речи, всегда становится стыдно, хотя все это вранье не про меня. Чувства неудобства, похоже, испытываю не только я на протяжении долгих речей и тостов, мой спутник хмыкает и крепко пожимает мне руку. Все. Отговорились. Народ облегченно выдохнул и мгновенно разделился на небольшие группки.

Свет приглушили. Сейчас это напоминает мне дискотеки времен юности, которые не посещала, придя к выводу, что совершенно нет необходимости выставлять себя на посмешище и ждать с замиранием сердца, что мальчик, направляющийся в мою сторону, пригласит танцевать меня, а не соседку. Сегодня я не одна. Даже удивительно. Как это получилось?

Илья склоняется ниже, и мы медленно двигаемся в такт музыке. Легкое дыхание щекочет мои волосы у виска, и все воспринимается как-то нереально, словно в дымке. Время от времени выныривают знакомые лица: Крыловы, танцующие на «пионерском» расстоянии, Домбровский, с блаженно-глупым выражением лица прилипший к высокой блондинке с «шикарной» (как он выражается) фигурой, Кукин, виновато заглядывающий в глаза своей Цыпочке, которая что-то резко выговаривает ему и кончик ее конопатого носа (надо же, веснушки круглый год!) смешно дергается. Я киваю, встречаясь с кем-нибудь взглядом, потому что за два года работы перезнакомилась со всеми. Естественно, на меня ходили смотреть, как на диковинное животное в зоопарке. Надо же, такая маленькая и такая умная! Иностранные языки – нечто непостижимое, и в голове постсоветского человека, которого пичкали Fremdsprache в школе и в институте и который в результате во всех анкетах писал: «Читаю и перевожу со словарем», не укладывалось, что эта малявка, то бишь я, без запинки трещит на четырех языках. Всех, правда, еще интересовало, почему после защиты диссертации я оказалась в медицинском институте (местечко, надо прямо сказать, не очень для меня завидное). Но у каждого есть свои маленькие большие тайны.

– Ты действительно знаешь три языка? – словно читая мысли, спросил Илья.

– Четыре, – показываю я на пальцах.

Он улыбается. Уж очень он лирично настроен сегодня. Эти объятия, теплое дыхание на моей макушке и огненные чертики во взгляде. Если так будет и дальше продолжаться, я недолго выдержу. Может быть, лучше всего сбежать? Поехать к отцу или Мадам. Мои дорогие родители примут меня с распростертыми объятиями. Два посла в семье, кому скажи, не поверят, впрочем, я и не рассказываю. Для этого есть Танюша. Великие родственники – ее страсть. Для полного счастья ей не хватает в семье писателя, хотя бы детского, и композитора, хотя бы песенника. Однажды Фибка в шутку нарисовал генеалогическое дерево, раскидистый дуб, а под дубом – сморщенное яблоко и толстого коня. Танюша сделала мне последнее предупреждение, за коим могло последовать только отлучение от ее великосветского общества. А с местом, которое уготовил ей мой друг, она не согласилась.

Из полумрака вынырнул Домбровский со своей подружкой и заорал:

– Не пора ли нам пора?..

– Пора, пора, только не голоси так, иначе Кукин примчится.

Фибка всерьез воспринял мое предупреждение и нервно стал оглядываться по сторонам.

– Вот товарищ, – сказала я весело, кивая в сторону Ильи, – прикроет наше отступление к лифту.

– Нет, лучше по лестнице, – предложил Фибка и потащил за собой блондинку.

Золотой Мальчик (не зря его Танюша так прозвала) покорно исполняет роль прикрытия, а потом несется за нами по лестнице. Как в старые добрые студенческие времена, когда мы удирали с лекций в кафе-мороженое. Самое трогательное воспоминание тех лет – опека со стороны мужской половины студентов нашего курса, каждый из которых считал своим долгом поинтересоваться, не обижает ли меня кто-нибудь, и уверить, что готов оказать любую помощь. Я была самой молодой на курсе: папа привел меня за руку в приемную комиссию, потому что паспорт я получила только через два дня после первого вступительного экзамена.

Пока мы с очаровательной блондинкой «поправляем прически» в туалете, мужчины уже по-приятельски болтают в гардеробе.

– Опять хвастаешься? – спрашиваю я Фибку серьезно. Домбровский широко улыбается и чмокает меня в щеку.

– Мы с тобой завтра поговорим, сейчас некогда, Танюша там, наверно, позеленела от злости.

Но Илья оставляет последнее замечание без внимания, накидывает мне на плечи плащ и, попрощавшись с молодыми людьми, ведет к машине. Он первым делом поставил заряжаться свой мобильный телефон и с серьезным лицом вывел машину со двора института. Романтическое настроение кончилось? Он постоянно так ведет себя: если надо «защищать» от кого-то, готов проглотить, испепелить страстным взглядом; как только благодарная публика исчезает, становится холодным и равнодушным, словно не нужно больше играть, поэтому сбросил маску и стал самим собой.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.