Влад Озер - ВДВ.Бессарабия. Финиш ВДВ СССР

Иду к нему сам. Это во первых, не очень далеко, на территории соседнего полка. А во вторых, есть повод встретиться со старым знакомым, поболтать обо всем и ни о чем. Открываю массивную, оббитую металом входную дверь, и попадаю в узенький кривой коридорчик. Минуя очередной поворот торможу, потому что слышу громкие вопли знакомого всей дивизии голоса. Вижу в приоткрытую дверь кабинета редактора, вытянувшегося по струнке капитана Парасюка. А распекает его за какие – то упущения в работе начальник политотдела, если по старой номенклатуре, или теперь уже отдела по воспитательной работе, полковник Крамарев. Я его не вижу, но догадываюсь, что он сидит за столом в кресле редактора.

Жду минуту, вторую, пятую, вижу, что конца не будет этому воспитательному процессу. У меня лишнего времени никогда нет. Да и не люблю выслушивать чужие нравоучения. Нарочно громко топаю ногами и стучу в дверь кабинета.

– Да! -раздается львиный рев барина.

– Разрешите, товарищ полковник? -как можно скромнее спрашиваю я, чтобы не нарываться, а заодно и друга освободить от тяжелого воспитательного процесса.

– Кто такой!?

– Начальник медицинской службы 299 полка капитан Озерянин.

– Чего надо!?

– Товарищ полковник, мне нужна бумага для ведения историй болезни… Вот хотел попросить, если можно, у товарища капитана..

– Что!!!? Какая бумага!? Здесь, что, склад бумаги для всех желающих!? Парасюк! Ты что, ему обещал!!!?

– Никак нет, товарищ полковник!

– А что же они сюда идут, как в свою кладовую!?

– Ну, ладно, товарищ полковник, если нет ее у вас, то я и не настаиваю. Хотя сам как – то видел, что там рулоны двухметровой толщины еще со Сталинских времен.

– Идите, идите отсюда, капитан. Развел, понимаешь, травматизм в полку, и ходит, побирается…

Ну, тут я мгновенно вскипел. У меня еще до сих пор стояла перед глазами Ферганская картинка, когда такие же, как он, стояли на крыльце штаба дивизии, и пьяные в стельку плакали, когда Ельцин распорядился всех замполитов с армии выгнать. А этот, видите ли, здесь заныкался и уже снова ожил, хотя жало и вырвали. Раньше они по штату были заместителями командиров, а теперь всего лишь жалкие помощники, но кое кто зубы еще пытается демонстрировать.

– Это я развел травматизм? Так это же вы, бездари замполитовские, несете прямую отвественность за внедрение уставных норм службы среди личного состава! Так это же вы отвечаете за мордобой и пьянство. Но как всегда, сидите по норам и ничего не предпринимаете, пока гром не грянет!

Полковник поначалу опешил. Глаза полезли на лоб. В таком тоне с ним подчиненные уже давным – давно не разговаривали. Челюсть отвисла до столешницы.

– Что вы на меня уставились!? Я что неправду говорю!? Да, ведь это вы- главный бездельник в дивизии, товарищ полковник. И не нужна мне ваша бумага.

– Вон! Вон отсюда! – наконец пришел в себя полковник и заорал диким голосом. А за моей спиною уже только громыхнула входная дверь.

«Ну, вот, нажил еще одного врага, – подумал я. – Но пусть и эта сука знает, что его время уже закончилось.»

Через пару дней после этого случая в штабе полка совещание в присутствии заместителей командира дивизии. Начальники служб полка собрались небольшой кучкой возле штабного крыльца. Начинают подъезжать дивизионные начальники. Дежурный по полку только успевает подавать команды, а мы имитируем вздрагивание по стойке «смирно». Вот подкатывает очередной УАЗик и из него, как тугой мячик, выпрыгивает помошник командира по «помповоспитательной» работе с личным составом. Тот самый Крамарев. Он быстро подает каждому руку. Я уже знаю его дурацкую привычку пожать руку и дернуть ее на себя, поэтому своевременно выставляю правую ступню вперед, и делаю упреждающий рывок его на себя. Полковник от неожиданности чуть язык не прикусил и повалился на меня, но я его левой рукой оттолкнул от себя.

Рядом со мною стоял начмед дивизии, А. Голобородько. Крамарев зло зыркнул на меня, потом на него.

– Т-ты знаешь, кто он у тебя!?

– Знаю.

– Кто?

– Лучший начмед полка во всей дивизии.

– Что!? Да я, да я бы т-тебе сказал, кто он, эх жаль времени сейчас нет, – и он прыжками заскочил внутрь штаба.

– Что это с ним? – обратился ко мне дивизионный шеф.

– Да ничего особенного, это у него старые обиды никак не пройдут, – прошептал я. И мы тоже проследовали на совещание. Так я впоследствии и не удосужился узнать, что думает обо мне этот бывший замполит. Ну, да ладно, переживу как -нибудь.

Еду на санитарном авто из медбата в полк. Дневальный по КПП открывает ворота. Прямо на капот бросается с воплями обезумевшая, или выжившая из ума, моя давняя «подруга» по медпункту, мадам Шуликова.

– Кирилыыыч!!! Ой горе мне, горе!

– Да что случилось? —спрашиваю я, выглядывая в окошко. Шуликова за эти годы еще больше состарилась, но свирепый дух по- прежнему не теряет. Боевая раскраска верхних век, солдатским сапожным кремом, хоть и постоянно осыпается, но часть ее еще держится. Жабьи буркала болотного цвета все так же мечут молнии во всех ее потенциальных врагов. Я сейчас по всей видимости из списка врагов вычеркнут, потому что она по- панибратски изливает мне содержимое своей черной душенки.

– Кирилыч! Ты представляешь что натворила наша сука-дочь!? Ее муженек, подполковник Шуликов, подкаблучник по жизни, топчется рядом, у нее за спиной.

– Так что случилось? – она застопорила машину в воротах, а я тороплюсь проехать, чтобы освободить проезд, но вижу что придется сойти, она просто так не отстанет. Выхожу из машины, боец-водитель проезжает метров десять вперед и принимает вправо, останавливаясь.

– Ну, рассказывайте.

Тамара Алексеевна заливается слезами и продолжает:

– Ой, да ты понимаешь, наша же дочь уже на четвертом курсе псковского медицинского училища. И что думаешь, эта сука сделала подпольный аборт! Вот сейчас истекает кровью, а нам надо срочно ехать к ней! И даже не знаем, застанем ли в живых! Вот горе, горе нам!!!

И она начинает заливать слезками мой китель. Я как могу, пытаюсь изобразить сочувствие, и утешить старую прошмандовку.

Ведь это она воспитала дочь по образу и подобию своему. Будучи младшим врачом, я видел, как эта доченька еще с седьмого класса заигрывала с солдатами. Доходило до того, что еще тогда мамка ее закрывала и неделями не выпускала из квартиры. Ну, и вот он, закономерный финиш.

– Да ладно вам, Тамара Алексеевна, ваша дочь крепкая девочка, она выживет. Не волнуйтесь, езжайте в родные края, все будет хорошо, вот увидите.

Я еле оторвался от истерички и заскочил в машину. Ничего подобного в моей жизни еще не было, чтобы мать о родной дочери орала на весь полк такое. Не хочу никак оскорбить псковских жителей, и тем более женщин, но эта Шуликова, ваша землячка. Доченька не только выжила, а через пару месяцев еще и пришла служить прапорщиком-фельдшером рембата, который располагался на территории нашего полка. Но это уже другая история.