Валерия Арчугова - Сборник. Том II. 2017–2018

Летний вечер – когда в тиши кто-то маленький шепчет маме:

«Расскажи мне, что значит жить. Покажи это не словами».

Летний вечер – когда мечта может рухнуть, а может – сбыться.

Летний вечер – когда он – ТОТ и когда ты, конечно, ТА,

И плохому не приключиться.

Смотреть, не моргая, как тает рассвет

и тянется нитка заката,

как детские ноги бегут по траве,

оставив паденья за кадром.

Прочувствовать шелест и шёпот, и ритм

в движении ветра и текста.

Узнать, что же взгляд из ресниц говорит

и чем тебе можно согреться.

Понять для себя, что такое идти,

неважно – за целью, без цели.

И, словно цветы, собирать по пути

улыбки, пока не истлели.

И верить в добро, и мечтать как всегда,

как будто ты маг и волшебник.

А если беда – то беде той не дать

набросить на шею ошейник.

Ни бахвальства, ни смелости, ни нахальства, ничего

Из этого.

Я не дочь его – дичь его

Поэтому.

Как иначе? Когда раскол,

Рана рваная.

Весь наружу; и мал, и гол.

Не пришёл никто. Думаешь: «А не рано ль я?»

Камни в горле катаешь.

На лист бросаешь,

Как рис в казан.

Весь угловат, взъерошен,

Смешон, не высказан.

Рваную рану запрячь в пальто

Из стихов поэтовых.

Да, ты ему никто, нет, ты ему никто

Не поэтому.

Да ты мал и гол, но не болен, не одинок,

Хлеб, ведро молока.

Он тебя вылизал, вымолил, выплакал.

И вот этим смешон ты, не поэт же ты.

Ты ему и не дочь, и не дичь – никто. – Вот поэтому.

С виду я человек. Если приглядеться – то я обычный парень. Если приглядеться еще сильнее, можно увидеть, что у меня смуглая кожа. Если приглядеться еще сильнее, то можно увидеть, что я состою из молекул. Если приглядеться еще сильнее, то я лишь набор квант. А кому-то интересен набор квант? Не думаю. Значит, и говорить обо мне нечего.

А ночью было коротко и ясно

Понять, что я твои мученья.

И я тебя вниманием опоясал,

И ты ломалась как печенье.

Тебя крошил. И жадною сорокой

Выклёвывал изюм из тела,

Ты мне сказала «ты поэт от Бога»,

А Бога ты давно хотела.

А про союз писателей сказала,

Что там всю жизнь сидят члены.

Шьют звезды в небе нам инициалы,

На синем белым.

В кровати ты оставишь свои крошки,

А я чтоб вновь сравниться с Богом,

По книжкам привокзальной шляюсь кошкой,

И много побираюсь словом.

Или может быть просто спустя рукава

поползти как стрелка капрона в сторону случая

и в конце расползтись как по Сколково

расползается что-то научное

И лежать как в песок спрятав голову

в складки подушек и мараться

пылиться пошлеть умирать

опустеть будто бы черепная глазница

и сравнятся со временем в гладь

Не оставив ни буквы ни слова ни денег ни грамма

Просто был

чтоб забыли меня времена

Ах зачем эти книжки страдания карма

пустота забирает у всех имена

значит знаки равно можно ставить мозгу Эйнштейна

к мозгу бабочки а столицу Петра

просто к яме и произношение

к звуку молота без труда.

Потому что ничто не имеет смысла

а наполнить искусственно смыслом значит-соврать.

Предлагаю политику гедонизма

предлагаю всем

пить

и

спать

Здравствуйте, я Анна Нега (псевдоним), настоящая фамилия Дедкова. Замужем, воспитываю детей и очень счастлива в роли матери. Но с детства мне нравилось придумывать, сочинять истории, создавать свой мир, чем я и занимаюсь в последнее время с большим удовольствием. Закончила университет, факультет филологии, но шла другим путём. Сейчас я пишу книгу, статьи в женский интернет журнал и произведения свободной формы. Желаю всем добра и позитива!

Лизу разбудило чьё-то громкое сопенье и легкое тыканье в мягкие бока. Она открыла глаза, не совсем понимая, что происходит.

– Ну, мам, сегодня же выходной! Обязательно будить в такую рань?!

Спросонья всё забылось, но три пары чёрных, блестящих глаз, смотрящих в упор, и необычная обстановка вокруг быстро вернули память. Она вскочила и увидела трёх пушистых лисят. Они испуганно жались друг к другу, неотрывно глядя на неё.

– Мама! – пропищал тонюсеньким голоском самый маленький из них.

– Молчи, Пискун! Это не мама! – сказал, дрожа, как осиновый лист на ветру, самый крупный, но тоже очень напуганный детёныш.

Лиза попятилась и уперлась в мшистую стенку норы.

– Говорящие лисы!

Впрочем, лисята выглядели такими беззащитными и напуганными, что сердце девочки сжалось.

– Ах, вы бедняги! – ринулась она на встречу к ним. – Чего так боитесь?

– Мама! – снова пискнул лисёныш с высоким голоском.

Шёрстка у него была темно-бурая, с красным оттенком. Хвост отличался крупным белым пятном на конце, гораздо больше, чем у других лисят.

– Это мама, Шустрик! Просто она нас забыла, – пищал своим детским голоском Пискун. – Мамочка, это же мы! Почему ты нас не помнишь?!

Но Шустрик тихо зарычал.

– Это не наша мама, сейчас же иди сюда! – скомандовал он. – К- кто в-вы такая? Он то выдвигался чуть вперед, то снова отступал. Очевидно Шустрик, как самый крупный был за старшего, но отваги ему это не прибавляло.

–Так кто вы?

– Если б самой знать, кто я теперь такая? – понурилась Лиза.

Последовал шумный вздох, аккуратные ушки новоиспечённой лисицы поникли, как увядшие бутоны. В глазах Шустрика явно читался намёк на её сумасшествие, хотя ей и самой стало так казаться. Пытаясь придумать правдоподобное объяснение, Лиза потихоньку осмотрелась.

Внутри небольшой норы было тепло и сухо. Несмотря на скромные размеры лисьего жилища, трое детёнышей свободно помещались в нём. На земле лежала подсушенная трава.

– Я осталась совсем одна, мне было одиноко и грустно, – сказала Лиза, ничего другого не придумав. Но ведь в какой-то степени это было правдой. – И холодно, – добавила она. – Я спешила укрыться, и тут мне попалась эта нора. Я думала она ничья.

– Но разве ты не почуяла нас? – спросил Шустрик.

– Ммм, да, конечно почуяла, но ветер был так силён что я подумала, будто этот запах со стороны.

Лисята настороженно молчали. Шустрик думал, а двое других смотрели то на него, то на Лизу, ожидая, что будет дальше?

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».