Александр Бородин - Беня. Сборник рассказов

Кандидат физико-математических наук Карен Григорян знал несколько языков и играл на скрипке, как Альберт Эйнштейн. "А Гимн Советского Союза сыграть можешь?" – спросил его сокурсник еще в лагере, где они проходили стажировку от военной кафедры. Карен сыграл. Собравшиеся вокруг студенты в солдатской форме покатывались со смеху. "А тревогу?". Карен сыграл тревогу. На необычные звуки пришел капитан, командир их роты. "А подъем?". Карен вдохновенно исполнил подъем. "Будете играть подъем каждое утро!" – не то приказал, не то пошутил капитан. И целый месяц рота поднималась под скрипичные переливы, что придало неповторимый интеллигентский оттенок всей их недолгой военной службе.

После аспирантуры и защиты диссертации Карен стал преподавателем кафедры прикладной математики одного из ленинградских вузов. Осенью вместе со студентами ездил в подшефный колхоз убирать картошку и прямо на поле играл на скрипке «Цыганские напевы» Пабло Сарасате. Молодежь его любила, но в голове Карена бродили бунтарские замыслы. Империя агонизировала, надвигалась разруха. Приходилось заниматься чем угодно, но только не любимым делом – разработкой новых концепций программирования. И когда убогое нищенское бытие окончательно определило сознание молодого ученого, он уехал в Израиль, благо папа-еврей подарил ему такое законное право.

Карен поселился в Хайфе и довольно быстро устроился программистом. Несмотря на весьма приличный заработок, счастья он не испытывал. Дело в том, что программисты бывают разные. Одни – их называют тестерами – просто ищут «блох» в уже сделанном. Это чернорабочие отрасли. Другие выполняют конкретные задания по доведению до ума узких разделов того или иного специализированного программного обеспечения. Это как бы младший инженерный состав. И лишь немногие – так называемые системные программисты – вырабатывают стратегию и тактику. Они – белая кость и голубая кровь информационной индустрии, ее творцы и идеологи, ее мозг. Карен по уровню своего мышления и квалификации был системным программистом высшей пробы, а в Хайфе ему приходилось заниматься рутиной. Стоит ли удивляться тому, что в конце концов он оказался в Канаде – мировом лидере в области телекоммуникаций и прочих высоких технологий.

Такому специалисту, как Карен, найти работу в крупной корпорации было раз плюнуть, что он немедленно и проделал. Однако в Оттавском отделении Nortel повторилась та же история, что и в Хайфе: Карену стало скучно. А найти работу, соответствующую его квалификации, оказалось непросто. Он веером рассылал свои резюме по всей Канаде, беспрерывно ездил на собеседования, но ничего подходящего не попадалось. Дело в том, что в голове у Карена роились идеи, по сравнению с которыми проделки инопланетян из фантастических романов кажутся детскими шалостями. В конце концов им заинтересовалась одна уникальная по специализации фирма со штаб-квартирой в Торонто. В понедельник ему надо было прибыть на собеседование со своим будущим руководством к 2 часам дня.

Он все рассчитал и выехал из Оттавы в 7 утра, то есть почти с трехчасовым запасом. Еще раньше на шоссе номер 16 опрокинулся тракторный прицеп с навозом, машины растащили пахучий груз на целый километр, вонь стояла страшная, но Карен воспринял все это как добрый знак. "Дерьмо – к деньгам, а деньги никогда не помешают", – подумал он с улыбкой.

Все шло по графику, но уже в Торонто после поворота с 401-го хайвэя на Don Valley Parkway он попал в жуткую пробку. Видимо, впереди случилась серьезная авария. «Toyota» Карена была зажата со всех сторон совершенно неподвижными автомобилями. Сначала он просто насвистывал и поглядывал на часы. Потом встревожился. Потом стал материться – сначала тихонько и про себя, потом громко и вслух. Потом испугался и начал шептать такие слова:

– Господи! Ну, сделай что-нибудь. Посмотри, сколько людей страдают ни за что. А я вообще пропадаю, потому что теряю работу, о которой мечтал столько лет. Хочешь, я тебе молитвочку почитаю? "Отче наш, сущий на небесах…" А хочешь, по-армянски: "Хайр мер вор Йергиныс…" Хотя здесь, в Канаде, уместнее по-английски: "Our Father who is in heaven…"

Машины продвинулись немного вперед и снова замерли.

Карен, который никогда верующим человеком не был, а был человеком просто очень начитанным и эрудированным, перешел на иврит:

– "Шма, Исраэль…" Прости меня, Господи, что я на Йом-Кипур нажрался, как свинья, но я ведь и не еврей вовсе. Так, поджидок, полукровка. Но если ты сделаешь так, чтобы пробка рассосалась, я серьезно подумаю об обрезании. Повторяю: вовсе не обязательно сделаю, но подумаю серьезно…

Машины снова чуть-чуть продвинулись вперед.

– Господи! Ты же всемогущий! Вон сколько всего натворил. Одни комары чего стоят – плавают их личинки в пруду и знают, что по суше ходят люди, и что у них в жилах течет горячая вкусная кровь, и что они сами скоро превратятся в легкокрылых кровососов. Это же сколько надо сидеть и рассчитывать энергетику таких малявок, центр тяжести, площадь и угол атаки крыла… Я уж не говорю о блоке памяти, процессоре и программном обеспечении. Ведь не лень же тебе было этим заниматься. А глисты всякие, вирусы проказы и СПИДа… Прости меня, Господи, за недостойный совет мой, но с твоей стороны просто неприлично допускать такие дорожные пробки. Может, ты намекаешь, что нам следует пересесть на велосипеды и не травить атмосферу? Я обязательно куплю велосипед, но не сейчас же. Сейчас мне надо на собеседование. Помоги, Господи!

И молитва была услышана.

Хотя он опоздал на целый час, этого никто даже не заметил, потому что вся головка фирмы промаялась в той же пробке метрах в трехстах позади машины Карена. Когда они наконец прибыли в офис и увидели ожидающего, сам босс долго перед ним извинялся и чуть ли не заискивал. Собеседование прошло исключительно гладко и доброжелательно. Вскоре Карен был зачислен на работу с таким окладом, цифру которого я воздержусь обнародовать, чтобы понапрасну не расстраивать хороших людей. Но и работал он, как папа-Карло, – с утра до ночи. И был совершенно счастлив.

Нищие духом, конечно, блаженны, но умные люди Богу тоже нравятся.

Он позвонил мне из гостиницы. Мы не виделись восемь лет. В Канаде он оказался как участник научной конференции. Его самолет улетал в понедельник. Чтобы повидаться со старинным приятелем, я отпросился на день с работы и стал пробиваться сквозь снежную бурю из Оттавы в Монреаль. Временами казалось, что машина плывет в молоке. Путь, который обычно занимает два часа, растянулся на три с половиной. И вот, наконец, мы сидим в его номере. На столе две бутылки – привезенная из Москвы «Гжелка» и моя «Canadian Club». Мы пьем каждый свою (он попробовал виски и скривился, а я водку не люблю с детства). Пьем, значит, и разговариваем. Вернее, говорит он, а я слушаю.