Александр Бородин - Беня. Сборник рассказов

– …За те четверть века, что мы вместе, она меня ругала абсолютно за все. И за то, что мало зарабатывал, и за то, что одно время стал зарабатывать так много, что ей даже перед соседями было неловко. И за то, что меня никогда нет дома – это когда работа поперла, и за то, что от меня некуда деваться – это уже когда я стал вольным надомником. И за увлечение теннисом – были и мы молодыми, и за увлечение диваном. У тебя, кстати, сердечко не барахлит?..

Было такое ощущение, что мы не расставались. Я, честно говоря, надеялся услышать впечатления живого человека о современной российской жизни, а он, как всегда, жаловался на жену.

– …Часто дело доходит до абсурда. Например, в газете написано что-нибудь такое, что ей неприятно. И она начинает меня за это ругать. Я пытаюсь оправдываться, объясняю, что это не я написал статью в газете, а кто-то другой, что мне вообще эта проблема неинтересна. Тогда она принимается ругать меня за равнодушие. Логики во всем этом нет никакой, но ее это не смущает. Даже наоборот, когда я в своих бесплодных оправданиях уж очень напираю на логику, она прямо звереет. Особенно не любит, если я цитирую только что ей произнесенное, чтобы обнажить противоречие с произнесенным вслед за этим. Может даже наброситься с кулаками…

Я только сочувственно киваю, воздерживаясь от комментариев и особенно – от советов. Бесполезно. Если он терпит эту суку двадцать пять лет и ни разу не послал ее куда подальше, значит его все это устраивает. Может, это такая форма мазохизма.

– …Да что я! Всем моим знакомым тоже досталось. Слабонервные нас избегают, зная ее сварливый характер, а терпеливые пропускают все мимо ушей. Или делают вид, что пропускают, а потом между собой перемывают ей косточки. И то же самое с работой. Она ведь уже двенадцать лет нигде не работает. Ты еще был в Москве, когда ее поперли из Минпроса. Подвели под сокращение штатов. А была завотделом! Подчиненных гоняла, как блох. Текучесть в отделе была страшная, никто дольше нескольких месяцев ее не выдерживал…

Да, я помню эту историю. Начальник-сволочь на Руси не диво, даже, скорее, правило. Главное, чтобы его сволочизм был направлен вниз, а не вверх. Тогда он будет подниматься по служебной лестнице, сколько хватит здоровья. А его жена тогда сорвалась и наорала на замминистра. Вот и сидит теперь на худой шее кандидата наук.

– …Одно время я начал думать, что она – того. Сумасшедшая. Познакомился с психиатром, пригласил его в гости, попросил присмотреться. Он просидел у нас целый вечер, один выпил бутылку коньяка, а потом и говорит мне на лестнице: "Она у тебя просто стерва. Диагноз: стерва вменяемая. Может, после климакса помягчает. Хотя вряд ли, у таких климакс длится десятилетиями…" И ушел. Больше я его не видел…

"Странный психиатр, – подумал я. – Наверное, самозванец. Профессиональный врач так никогда не скажет, даже после бутылки коньяка. Посоветует давать что-нибудь седативное, какой-нибудь седуксен". Чтобы поддержать разговор, я тоже решил что-нибудь сказать. Что-нибудь по теме, но нейтральное:

– Женщины – это стихия. Тут журнал «Time» на 8 Марта разразился подборкой новейших научных данных о физиологических особенностях женщин. Много интересного. Оказывается, никакой это не слабый пол, а очень даже сильный. Например, после всего трех месяцев тренировок группы самых обычных девушек, то есть не специально отобранных, все они стали отвечать требованиям, предъявляемым к солдатам армии США. И женские спортивные рекорды отстают от мужских всего лет на двадцать, причем этот разрыв сокращается…

– …Да, рука у нее тяжелая…

– Конечно, женщины более эмоциональны и более склонны к депрессиям, но и жизнеспособнее. Здесь, в иммиграции, женщины раньше начинают говорить на местных языках и часто зарабатывают больше мужей. И живут дольше. Я тут на днях был в богадельне, в канадской богадельне, так там практически одни старухи. Чистенькие, гладенькие, аккуратные, седые букли у всех в полном порядке. Только одного деда встретил, он там, как магараджа. Чего там только у них нет – и бассейн, и специальный зал для спортивных тренировок на инвалидных колясках, и шикарный экскурсионный автобус… Заглянул, так сказать, в наше светлое будущее. А у вас там как насчет социальной защиты стариков?

– До старости надо еще дожить…

– А вообще как? Я ведь, ты знаешь, на родине уже восемь лет не был.

– Вообще – нормально. Вот только эти перепады настроения… Иногда она прямо как мегера, хоть вешайся. Думаю: все! Хватит! Ухожу! А она – хлоп! и оттаяла. Ну, и я тоже остываю. Так и живем…

В общем, поговорили. Ехал я из Монреаля обратно в Оттаву в состоянии недоумения. "Зачем так жить? – думал я. – Почему не попытаться разорвать эту цепь скандалов и унижений?"

– Ну, что новенького на родине? – спросила у меня жена, когда я вернулся.

– Все ругаются, как прежде. Скандал за скандалом. А чтобы работать – так нет.

– Ну, и чего он там сидит, твой приятель. Давно бы уехал куда-нибудь, хоть в Новую Зеландию…

– Кто не мог терпеть – те уехали. А кто терпит – тот сидит.

– Ну, и пусть сидит. Значит ему так нравится.

– Нет, говорит, что не нравится.

– А чего сидит?

– Живет он там, вот что!

Аня и Володя приехали в Торонто "рожать канадца". По местному обычаю он держал ее за руку во время родов, но, когда новорожденный заскрипел на невыносимой ноте, молодой отец позорно потерял сознание и был пойман медперсоналом на самом подлете к бетонному полу.

Из госпиталя оба вышли другими: Аня – серьезной и озабоченной, Володя – растерянным. Пока молодая мама сутками напролет хлопотала с младенцем, новоиспеченный отец попробовал найти работу, но понял, что ни черта не понимает по-английски. Дома он чувствовал себя лишним, и по обоюдному согласию супругов отправился учить язык в школу для иммигрантов.

В классе оказались еще трое русских – стоматолог из Минска, журналист из Саратова и москвичка Марина. Они молниеносно подружились и все перемены проводили вместе, непрерывно хохоча. Тон нескончаемому веселью задавала, конечно, Марина, которая сразу стала предводителем их компании. "Наш атомный реактор", – назвал ее склонный к цветистой речи саратовский журналист. Прозвище удивительно точно определяло неиссякаемую энергию оптимизма, которую буквально излучала Марина.

Надо сказать, что человеком она была далеко не ординарным. Длинноногая, кареглазая, не по-русски смуглая, она с отличием окончила философский факультет МГУ, а затем полтора года была монастырской послушницей, одновременно успешно занимаясь ресторанным бизнесом. В иммиграции оказалась после таинственного исчезновения партнера и последующих телефонных угроз уже ей.