Николай Липкин - Отложите свой брандспойт и утрите свои бакенбарды

Завод ЖБИ, куда мне надо попасть, находится в Нижнекамске, генеральный директор объединения, которому этот завод принадлежит, сидит в Казани. Договорились, что я самолетом лечу в Нижнекамск, занимаюсь обследованием завода, затем меня машиной везут в Казань. Там я ночую и утром – на прием к генеральному директору Иреку Мунировичу.

Из впечатлений о Нижнекамске осталось только имя главного технолога завода, женщины бальзаковского возраста: Венера Марсельевна.

Вечером у него заныло в области сердца. Думал переходить так, но боль не отпускала. Ночью вызвали скорую. Приехал седой врач с алкогольными прожилками на носу, сказал, что это, наверное, защемление мышцы, вколол болеутоляющее, предложил поехать в больницу. Он отказался, тем более, что от укола стало сразу легче. Через пару часов, как врач уехал, ему стало совсем плохо, она снова вызвала скорую, и на этот раз его забрали в больницу не спрашивая. Оказалось – инфаркт. В двадцать девять лет. Три дня в реанимации, потом две недели на капельницах. Надо делать операцию. Консилиум врачей, непонятные ей слова: ангиопластика, стентирование, АКШ. Высокий мужчина в дорогих туфлях с благородной проседью и презрительным ко всем и вся лицом настаивал на последнем. Его коллеги сопротивлялись, но вяло. Непонятно было: то ли из-за того, что не имели своего четкого мнения, которое хотелось бы отстаивать, то ли находясь под гнетом его явного авторитета. АКШ, или аорто-коронарное шунтирование, – операция, когда больному разрезают на три четверти грудную клетку, вырезают часть больной, изношенной артерии, вместо нее вшивают искусственную – «шунт». Операция сложная, но делают ее достаточно часто и вполне успешно. Осложнений масса – пациента подключают к искусственному сердцу, больной долго находится под анестезией, да и вообще: что может быть хорошего, когда человеку разрезают грудную клетку на три четверти?

До Казани добрался поздно вечером, устал, никуда не ходил. Из достопримечательностей советовали посмотреть Казанский Кремль и новый стадион «Ак Барса». Тут вообще все, что новое и хорошо, либо «Ак Барс», либо «Татнефть». Рулят всем этим родственники бывшего президента.

Что еще мы ведаем о Татарстане? Хоккейный клуб «Ак Барс», Марат Сафин, крымские татары, Тугарин Змей, Минтимер Шаймиев, «незваный гость хуже татарина», татаро-монгольское иго, «Казань брал, Астрахань брал, Шпака не брал!», тартары, тарабарщина, татами, Тартарен из Тараскона… Это вроде все не это… Короче, ничего мы не знаем о Татарстане…

Как-то сразу все не заладилось. На работе надо работать. Все понимают, что муж больной, что нужна операция, что за ним надо ухаживать, что ей тяжело и не до работы. Но работать надо, никто твои обязанности исполнять не будет, а если ты не справляешься с тем, что поручают, это отражается на зарплате. А денег не хватает катастрофически: лечение, продукты, кредит за квартиру. Она и не знала раньше, что у них такая уйма денег уходит просто на жизнь. Точнее, знала, но как-то не задумывалась об этом. Его компаньон по бизнесу, к которому она обратилась за помощью, с виноватой миной жаловался, что один не справляется и прибыли нет совсем, одни убытки, время сложное, продажи упали. Дома без него находиться нельзя – дом пустой и страшный. Одинокий. Придя после больницы, она бралась за вязание. Решила связать ему свитер. Как-то давно ей захотелось заняться вязанием. Что послужило поводом, она теперь даже и не помнила.

Времени, как всегда, не хватало, да и скучно, перебирая спицами, создавать из разноцветных ниток однообразные узелки в строго определенной последовательности. Сейчас же вязание странным образом успокаивало ее. Мама, как назло, заболела. Что-то по части онкологии в щитовидке. И вроде не так оно тяжело и опасно, но, как это бывает у пожилых людей, полностью растворилась в своей болезни: телевизионные передачи о здоровье, дешевые журналы, традиционные и нетрадиционные средства лечения, поликлиники, бесконечные обследования, шарлатанские средства. Она могла, приняв очередное «суперэффективное, из природных компонентов» средство, часами неподвижно лежать на диване, прислушиваясь к процессам, проходящим в ее организме. Иногда ей казалось, что она отчетливо ощущала, как принятая внутрь коричневая жидкость пленкой обволакивала ее больную щитовидную железу, частички растворенного чудотворного китайского корня, как пираньи, бросались на зараженные клетки, выедая их из здоровой ткани. Иногда, наоборот, она не менее явственно представляла себе, как очередная чудо-таблетка, растворяясь в ее крови, ядом растекается по венам и артериям, отравляя и без того, как ей казалось, надорванный болезнью организм.

Он умер на операционном столе. Что было дальше, она не помнит. Помнит того высокого врача с благородной проседью и в дорогих ботинках, нервно курящего в коридоре. Наверное, рыдала. А может, и нет, сил совсем не было. Придя домой, она накинула на плечи связанный ею свитер и ушла в картину. Песок был теплым и мягким, при каждом шаге она по щиколотку провалилась в него. Легкий морской ветер дул навстречу, закатное солнце грело лицо и шею. Она взяла своего мужчину за руку, такую теплую и родную, поцеловала в щеку, он обнял ее, и они пошли вместе в свое бунгало.

На фоне городов Центральной России… не знаю, правда, правильно ли этот регион так называть, потому что географический центр России – это где-то возле Байкала (ни фига себе странища!)… В общем, на фоне городов, что вокруг Москвы в радиусе километров под пятьсот, Калуга выделяется очень сильно. После заваленного мусором Брянска, с этакой агрессивной обреченностью: «Да пошло оно все!» – Смоленска, где из-под асфальта камчатскими сопками бьет горячий пар дырявых теплотрасс (да и что может быть хорошего в городе, где главная площадь называется Колхозной?), Калуга радовала глаз своей аккуратностью и ухоженностью. Родина Циолковского. Проспект Циолковского, музей Циолковского, памятник ему же.

Заказчики – чеченцы – пару лет назад выкупили завод ЖБИ. Интересно так: на заводе работают одни чеченцы: от директора и главного инженера до уборщицы и формовщиков. Человек около двухсот в общей сложности. Как я понял, все друг другу родственники. Главный инженер и директор со следами остаточного похмелья на лицах: вчера у одного из слесарей родился сын.

В общем медийном сознании чеченец – это либо чабан в горах, либо небритая бандитская рожа с запрятанным в багажнике калашом. Как и ожидалось: херня это полная! На заводе: и разнорабочие, и инженеры, и управленцы – все из Чечни. Как человека воспитаешь, таким он и будет, независимо от бога, которому он молится, и количества растительности на его лице.