Евгения Морозова - И каменное сердце любит…

Она лежала на широкой кровати, такая маленькая и хрупкая. И такая несчастная, а в то же время и счастливая… Сон ушел напрочь, и она лежала, глядя в темноту, а перед ней мелькали как в кино кадры ее жизни. Начиная с детских лет. Что было в детстве? Родилась Аня после войны. Отец был геологом, а мама – медсестрой в больнице. Когда девочка была совсем маленькой, ее отец пропал в горах. С геологами происходили самые невероятные случаи. Кто сорвался в пропасть, кто попал под лавину, кого задрал медведь в густом лесу… Самое страшное было в том, что мама много лет плакала и говорила, что если бы был жив ее Алешенька, разве мог бы он не вернуться домой? Нет, не мог бы! Он любил и жену, и дочку самой чистой любовью. Мама плакала от того, что ей было невмоготу одной, что она не могла похоронить мужа. Да, и надежда не умирала, она все время надеялась на подарок от Бога. Мог же муж потерять память, и не знает, кто он и что его ждет семья… Все могло быть.

Тем не менее, годы проходили, Анютка росла без папы. Долгое время она была худенькой, незаметной. На нее парни стали обращать внимание только тогда, когда она окончила среднюю школу и поступила в швейное училище. Оно называлось довольно странно – училище прикладных наук.

А из всех наук она лишь научилась шить, вязать и вышивать. Для женщины это были самые необходимые науки.

Пришла и к ней любовь в виде красивого парня по имени Захария. Грузинские корни, имя необычное. Красавчик, работал водителем в леспромхозе. Любовь оказалась пылкой, но недолгой. Когда Анютка поняла, что беременна, решила поделиться прежде всего радостью с Захарией. А потом уж они придут вдвоем и сообщат ее маме, что ей предстоит скоро стать бабушкой. Правда, прежде должна быть свадьба, а потом – внук или внучка.

Однако Захария не воспылал радостными чувствами. Он сказал, что дети – это хорошо. Что завтра после работы они обсудят их будущее, а сегодня уже поздно и надо расходиться по домам. Аня была в состоянии эйфории, ей не хотелось даже руки убирать с животика, ведь там уже был ее маленький сыночек или дочка. Ей было все равно, кто родится первым. Она хотела как минимум трое деток, а лучше – пять.

Вечером она долго прождала Захарию. Но он не пришел на обычное место их встреч. В волнении, лишь только за его здоровье, она пришла в общежитие леспромхоза, где вахтерша горестно покачала головой и сказала:

– Эх, девка, девка! Уволился твой Захария и уехал утром сразу. В город уехал. А ты поди уже и беременная?

Аня подскочила на месте, яростно замотала головой, как бы отвечая на вопрос, что ничего она не беременна. Вернулась домой она глубокой ночью. Плакала на лавочке возле дома. Но матери ничего не сказала. Можно многое скрыть, но только не беременность. Наконец, до матери дошло, что дочка уже скоро может пойти в декретный отпуск.

Мать спросила дочку мягко, стараясь не обидеть вопросом:

– Анюта, ты ничем не хочешь со мной поделиться? У тебя нет для меня новостей?

– Нет, мама! Все как всегда…

– А ты на учет по беременности когда встанешь? Надо ведь знать, нормально ли протекает беременность.

Анюта вскинула глаза на мать. В них был испуг и стыд. И девушка горько расплакалась. Ей было горько, обидно за свою судьбу, за свою доверчивость. За чистую любовь, оказавшуюся безответной и даже растоптанной…

– Мамочка, прости меня, я такая дурочка, доверчивая. Но я не хочу делать аборт. Пусть будет у нас в доме маленький. Неужели мы вдвоем с тобой не вырастим одного человечка? – она с надеждой смотрела на мать и вытирала слезинки со щек.

– Доченька, ты не обидишься, если я спрошу, где отец ребенка? Он знает, что скоро станет папой?

– Мамочка, в том и беда, что знает. Я сказала ему сразу, как только поняла, что беременна. Он обещал, что о будущем поговорим завтра вечером. А сам утром уволился и быстро уехал. Сказали – в город уехал. Мама, я его не буду искать. Если мы ему не нужны, то нам зачем предатель-отец. Не сейчас бы предал, так позже мог. Я это уже все перестрадала. Ты-то меня простишь, мамочка?!

– О каком прощении ты говоришь? Твоей вины в этом нет. Неужели я буду тебя в чем-то упрекать, ты же самый дорогой мне человек на земле! Не волнуйся и береги здоровье. Завтра пойдем с тобой в женскую консультацию, надо на учет тебе встать, сдать все анализы и готовиться к родам. Помни о том, что должны быть только положительные эмоции, ребеночек все слышит и понимает. Пойдем, я тебя уложу баиньки, как тогда, когда ты была маленькой. Тогда ты засыпала с зайчиком, а теперь обнимешь животик, и с малышом будешь вместе засыпать. Спи, доченька. Нам не о чем плакать! У нас впереди столько радостных дней!…

Айна плакала и плакала, вспоминая свою ту, российскую жизнь. Узи показало, что в животике мальчик. Он был такой хорошенький, что и мама, и сама Анютка плакали вместе от умиления. Аня сказала, что мальчик будет Ванечкой. Иван Алексеевич, пусть носит отчество по дедушке. Ванечка родился в срок. Он был такой… Что даже сейчас, спустя пятнадцать лет плена, она почувствовала невероятно родной запах, запах своего сыночка Ванечки. Он улыбался маме, улыбался бабушке. Вся семья была счастлива и все крутилось вокруг маленького Ванюшки. Он не капризничал, мать и бабушка находили нужные слова, что успокоить ребенка.

Мама Анюты – Клавдия Николаевна, работала медсестрой и была в числе тех, кто принимал роды у ее дочки. Бабушка первой подхватила внука на руки, сама перерезала ему пуповинку. Она первой увидела родовой знак на теле у мальчика. На солнечном сплетении у малыша была коричневая звездочка. Своеобразное родимое пятно. Небольшое, меньше сантиметра в диаметре.

Клавдия Николаевна при виде этого знака всплеснула руками и счастливая улыбка осветила ее лицо.

– Доченька, Анюта, смотри! Дед Алеша прислал нам с тобой привет! У него было точно такое же родимое пятнышко на солнечном сплетении, как у Ванечки!

Молодая мама, несмотря на пережитые родовые боли и переживания, тоже порадовалась и попросила показать ей малыша. Мать подержала перед ней пару секунд орущий красный комочек и пошла пеленать внука. А у Анюты на губах застыла счастливая улыбка. Она так и осталась на ее губах. Ее радовал каждый новый жест сыночка, нравилось в нем все. Тут уже не было места мысли, что отец Ванечки оказался плохим человеком. Он такой и был, только она не рассмотрела его сути, не имела жизненного опыта и доверила свою жизнь подлецу. Но Ванечка, он ведь ни при чем. Он – сокровище мамы и бабушки.

Их сокровище смешно хмурил брови, надувал щеки, когда изображал грузовичок, ползущий в гору, натужно гудел, изображая рев мотора. А как он смешно изображал пчелу, которая собирает пыльцу. Он смешно растопыривал пальчики и искал пыльцу среди цветов, стоящих в вазе на тумбочке.