Влад Озер - ВДВ. Штаб дивизии. Санитарно-эпидемиологическая служба

Наложить правильно жгут и повязку им никогда не помешает. На том и порешили. Занятия проводились ежедневно с восьми и до тринадцати. Теоретические и практические. А после обеда все сборы одновременно проходили теорию и практическую укладку парашютов. Готовились к совершению прыжков. Я для своего взвода стал заодно и инструктором по изучению и укладке парашютов.

Если на занятия по медицине некоторые смотрели снисходительно и сквозь пальцы, то к делам парашютным все до единого отнеслись очень даже серьезно. Жить – то всем хочется. При этом они в один голос просились, чтобы прыгать только со мною, в одном самолете. А я их всячески заверяю, что именно так и будет.

Первая неделя пролетела как один день. На субботу-воскресенье командование дивизии приняло решение отпускать участников сборов по домам. С условием, что на вечернюю поверку в воскресенье все должны стоять в строю. Да, за мелким исключением, все прибывают. А к утру приползают и все сто процентов. Но в каком состоянии? Основная часть, пьяные в стельку.

Лично мне их состояние по боку. За это несет ответственность вышестоящее начальство и замполиты. Мне главное убедиться, что они усвоили программу, и чтобы совершили три прыжка без травм и без потерь. Утром в понедельник, наших орлов невозможно разбудить. Все дежурные и ответственные орут, стучат по кроватям палками, пинают тела сапогами, таскают их за ноги, но огромное количество партизан не могут продрать глаза, но вот, наконец- то, большая часть выползла на плац и поддерживая друг друга, заняли место в строю. Остальных, поливая водой из ведер, те что встали, насильно вытягивают на улицу.

– Здравствуйте товарищи! – приветствует этот сброд старший ответственный по лагерному сбору, замполит от двести девяносто девятого полка, капитан Козыро.

– Здр..м жела..м…, – еле ворочая в пересохших карасиных ртах, отвечают человека три из полтысячи.

– Здравствуйте товарищи! – еще громче повторяет приветствие капитан. В ответ уже с десяток ртов более – менее членораздельно произносят приветствие в ответ.

– Здравствуйте товарищи резервисты-террористы! – рявкает на весь плац Козыро. Он сам по натуре еще тот приколист-каламбурист.

– Здравия желаем, товарищ капитан! – и сами уже смеются шутке капитана. Толпа уже слегка продрогшая, и в основном, проснувшаяся, отвечает залихватски бодро. А еще они все помнят службу срочную и знают, что капитан может повторять приветствие до бесконечности, пока они не ответят так, как ему хочется слышать в ответ.

Далее следует поворот стада направо, и утренняя пробежка на километр. Вот здесь то им и начинает доходить, как вредно было вчера принимать в свое пузо неограниченное количество вина, а в легкие, никотин. К завтраку большинство трезвеет. Я веду весь строй в столовую. Мы здесь особо не делим, кому отвести, кому привести. Кто на подхвате, тот и ведет строй туда, куда требуется в данный момент.

– Раз. Раз, раз, два, три! – добиваюсь от строя четкого звучания копыт по асфальту.

– С места, прямо! Шагом, марш! Выше ногу! На месте, раз, раз, раз, два, три! Прямо! Шагом. Марш! – добиваюсь того, что к столовой они приходят чуть ли не парадным шагом.

– Ай да доктор! Ай да командир! Первый раз вижу, чтобы медик мог так исправно провести строй в полтысячи человек, -произносит кто- то из старших офицеров, встречающих нас уже возле входа в столовую. Я молчу, нет у меня желания хвастаться здесь, что я тоже, когда – то шесть лет был командиром, хоть и курсантского, но взвода. И сто двадцать человек курса водил по улицам и проспектам Ленинграда сотни раз. А провести толпу сто метров по прямой, по плацу много ума и не надо.

После завтрака и перекура, мы замечаем, что некоторых резервистов снова развезло. Лыка не вяжут и на ногах не держатся.

– Что это такое? – спрашивает с трибуны руководитель сборов, начальник артиллерии двести семнадцатого полка подполковник Гуренко.

– Да, видимо, кое – кто уже успел опохмелиться, – делится своими подозрениями замполит Козыро.

– Так, все стоят в строю, капитан Смирнов, остаетесь здесь за старшего. А мы пройдемся по казармам.

Разбившись по два, по три человека, обходим спальные помещения и шмонаем все подряд. Изымаем десятки канистр, бутылей и прочих емкостей с вином и самогоном. Все это на глазах у изумленной толпы выливается на грунт. В воздухе стоят «изысканные» ароматы. У некоторых болгар с гагаузами на глаза наворачиваются слезы. Все, все по своим местам.

– Приступить к занятиям! – командует начальник сборов. Занятия в каждом взводе самые разные. Саперы ползают с муляжами мин по полям. То закапывают их, то извлекают. Артиллеристы и зенитчики возятся возле своих орудий. Связисты носятся по полигону со своими катушками за спинами. Мои сегодня занимаются поиском и выносом раненых с поля боя. При построении на обед, оказывается, что в строю опять половина пьяных.

– Да что это такое!? – снова нет предела возмущению подполковника Гуренко.

– Я так думаю, что они еще имеют заначки, где – то по полигону, – снова высказывает свое предположение, все здесь и давно знающий, замполит. Он уже не первый раз на таких сборах. Обед откладывается. Снова звучит команда направо, и вся кишка строем выдвигается в поля.

А там по холмам и равнинам имеется масса окопов и окопчиков, капониров и траншей со всякими загашниками. Офицеры и прапорщики ныряют в эти укрытия, и оттуда периодически снова вылетают все те же емкости разных калибров. Их содержимое тут же на глазах чуть уже не плачущей толпы, безжалостно уничтожается, выливанием на местность. Иногда попадались вина столь качественные, что мне самому было жаль смотреть на эту экзекуцию, но весь командный состав старается изо всех сил вида не подавать.

Командир партизанского отряда подполковник Гуренко предупреждает толпу, если что – либо подобное будет повторяться и впредь, то на следующие выходные домой никого отпускать не будем. В последующие дни обстановка более-менее нормализуется.

Мне в обязанности, кроме всего прочего, мое начальство вменило и контроль за качеством питания партизанского состава и, соответственно, за санитарным состоянием всех продовольственных объектов, поэтому я в столовой и на продскладе частый гость. Заправляет всем процессом харчевания ушлый прапор Палкин. Здоровенный такой жлобина. Он здесь как и все, прикомандированный, но на постоянной основе. То есть мы вот один квартал отбудем, и уедем кто куда, а он постоянный и незаменимый, хотя по штату тоже числится в одной из частей дивизии, и совсем на другой должности. За которую еще ему и платят.

Но его такой расклад в службе очень даже устраивает. Я не буду вникать в весь годовой кругооборот продуктов на этом объекте. Возьмем только вот этот наш период. То что партизаны отлучаются на два дня домой, нигде официально не фиксируется. Они числятся здесь, в том числе, и на питании. На каждого из пятисот, в день положено по десантному пайку, два куриных яйца и сорок граммов масла, килограмм хлеба, и шестьсот граммов мяса, не говоря уже о масле растительном, сахаре, крупах. перце, листе лавровом, соли и т. д. и т. п.