Михаил Каюрин - В лабиринтах судьбы

Сергей рассмеялся, приняв шутливую игру Катерины, и в таком же тоне ответил:

– Ой, действительно. Как же я не подумал о ребёнке? Виноват. Прости, дорогая. Больше не буду спорить с тобой до появления его на свет. Поверь. Ты мне веришь?

– Я верю тебе, Серёжа. Всегда и во всём. И хочу, чтобы ты оставался таким всегда.

– Крестьянином? – вставил Сергей и широко улыбнулся.

– Да, если этот крестьянин – добрый, отзывчивый, трудолюбивый и… нежный…

– Я постараюсь оправдать твои пожелания.

Он легонько отстранил Катю, приказал:

– Пора за дело.

– Слушаю и повинуюсь.

Сергей настроил косу, потом упёр новое косовище в землю, принялся точить, водя бруском по лезвию с обеих сторон одновременно. Звучание калёной стали звенящим эхом отзывалось далеко в лесу.

– Ну, Катюша, с Богом, что ли?

– С Богом, Серёжа, – отозвалась Катерина, разбирая пожитки.

Сергей сделал один прокос, затем второй, третий, оставляя слева от себя большие валки пахучей травы. Когда её стало достаточно, чтобы покрыть шалаш, он остановился передохнуть.

– День-то сегодня – благодать!

Подошёл к жене, взглянул на неё. Прищурившись зелёными глазами, весело спросил:

– А не пора ли нам пора, что мы делали вчера?

– А что мы делали вчера?

– Догадайся с трёх раз?

– Без догадок ясно – проголодался. Разводи костёр, открой банку с тушёнкой и через час, слышишь, ровно через час – к столу.

– Замётано.

Он выполнил просьбу жены и принялся возводить жилище. Нарубил ивовых прутьев толщиной в два пальца, заострил с концов. Через равные промежутки вогнал в землю. Изогнув дугой, соединил прутья и переплёл косичкой. Вскоре каркас был готов. Набросав сверху свежескошенной травы, громко подытожил:

– Ну вот, ночевать есть где. И спать мы будем, скажу я тебе, без задних ног. Трава-то с дурманом.

– Как это без задних ног? Что, ещё и передние бывают?

– Ну… это поговорка есть такая, – с запинкой ответил Сергей, не зная, как пояснить сказанное.

– Не знаешь – не говори, – поучительно сказала Катя. – Иди, полью на руки. Будем обедать.

Обед был накрыт прямо на траве. Катерина прихватила с собой старенькую клеенку, серенькую, с яркими васильками, и все продукты сейчас располагались на ней. Было по-домашнему уютно.

– А ты молодец. Знатная хозяйка, – заметил Сергей, принимая из рук жены тарелку ароматного супа.

– Спасибо за похвалу, старалась угодить тебе. Работника нужно кормить вкусно и сытно. Иначе отдачи не будет. Ты ведь здесь один труженик. И косить, и грести, и стог метать тебе предстоит одному. Из меня помощник-то никудышный. Вот и буду с кастрюлями да чашками тебя обхаживать.

– Говори, говори. Знаю я тебя – не усидишь, за грабли схватишься.

После обеда Сергей опять косил. Косил сноровисто и увлечённо, размахивал косой, будто играл ею. Усталость почувствовалась не сразу. Разгорячённая кровь притупляла это ощущение. Только когда он присел отдохнуть, в остывшем теле возникла вялость, заныл позвоночник. Пропотевшая на спине рубаха остывала, и мокрая ткань отдавала неприятным холодком. Ему вдруг вспомнился эпизод на сенокосе, когда он был маленьким…

… – Пап, а пап, а куда сила уходит, когда человек устаёт? – спросил он тогда у отца.

Тот хитро улыбнулся в усы, задал встречный вопрос:

– А что ты сейчас делал?

– Косил.

– Вот силушка твоя и ушла в землю через косовище, как электрический ток.

– Ну да? – не поверил Серёжка. – А если бы я не косил, а, скажем, огород копал? Тогда как же?

– Через черенок лопаты стечёт она, и опять в землю.

– Хм-м, ну а если бы я рыбу удил? – не унимался мальчуган.

– А ты что же, сынок, устаёшь на своей рыбалке?

– Не-ет, – растерянно протянул Серёжка.

– Вот видишь, – рассмеялся отец. – На рыбалке, стало быть, вся силушка остаётся при тебе.

«Когда это было? – подумал Сергей, вспомнив тот забавный эпизод. – В пять, в шесть лет или позже?»

Мысли его вернулись к отцу.

«Почему мы не встречаемся? Что стоит между нами? Мать – понятно, зациклилась на сплетнях. А он? Мудрый, понятливый. Почему не пожелал переговорить со мной? Гордый? Обида душит? Мог бы зайти, сказать хоть что-то. И странное дело: после моего ухода, мы ни разу не повстречались с ним на улице. Что это? Случайность? Или нежелание встретиться?»

Сергей находился неподалёку от жены и удивился её длительному молчанию. Встал, подошёл ближе. Катерина сидела, не шевелясь, взгляд был устремлён в огонь. Глаза, что у манекена, – неподвижны. Вдруг она негромко запела.

– Вечерело, солнце село,

Ночь темным – темна,

Прогуляться девка вышла –

Всё равно война.

Лейтенанта повстречала –

Сразу подошла.

Я свободна, заходите,

Я живу одна.

– Откуда такой репертуар? – удивлённо спросил он.

– Народная песня, – ответила Катерина. – Взгрустнулось что-то. Вспомнила подружек и запела. Эту песню мы в стройотряде пели, концерты давали. Для местных. Комитет комсомола обязывал. Однажды инструктор с проверкой приехал – вот потеха была. Интеллигентный такой, в очках. Пожаловал с кучей разных формуляров, множеством инструкций. Пришёл на наш концерт, в деревенском клубе дело было. Устроился в первом ряду, сидит, ждёт. Ведущий, как положено, номера объявляет. И вот на сцену выходит наша Милиция.

– Кто выходит? – переспросил Сергей.

– Милиция. Девчонка из нашей группы. Имя у неё такое. Папа – милиционер с большим стажем. А она родилась аккурат 10 ноября – в День милиции. Вод предок и наградил её таким имечком. Отчество, как будто в отместку, подогнано под имя – Анфилофьевна. Милиция Анфилофьевна. Но она не унывала, не ругала отца за экстравагантность. Бой – девка, заводила наша и проказница. Вышла Милиция на сцену с гитарой и запела:

– Да я пьяна, я водку пью,

А протрезвев, – рыдаю.

А мне всего семнадцать лет,

А я уже как осень.

– Видел бы ты этого очкарика! Вскочил с места, руками замахал. Потом начал кричать что-то. А у Милиции не голос – голосище. Его крики утонули в песне. Получилось, как в немом кино: гримаса на лице и беззвучное шевеление губ. Парни из зала кричат: «Эй, ты, чистоплюй! Не мешай слушать! Дёрни из зала!» Ну и прочие угрозы. А наш инструктор не унимается. Тогда деревенские парни взяли его на руки и вынесли из клуба.

Глаза Катерины повлажнели и блестели как-то по-особенному. Она взяла ложку, помешала ею в котелке. Ароматный дух варева завис в воздухе и невольно выдавил у Сергея голодную слюну.

– Серёжа, подай, пожалуйста, тарелки, – попросила Катерина. – Похлёбка готова.

– Вовремя я подоспел, однако, – послышался за спиной голос.

Сергей и Катерина разом обернулись: перед ними стоял отец Сергея. Катерина изменилась в лице, слегка побледнела.